— Она учится тоже в девятом классе?
— В… десятом! — еле выговорила Юлька и зарыдала еще громче.
— Не надо, Юля, — мягко сказала Александра Николаевна и подала Юльке стакан с водой. — Выпей!
Юлька оттолкнула стакан, пробормотала с упреком:
— Зачем вы поз… позволяете ему дружить с этой Танькой? Она… она… ведь… даже из другой школы!
Александра Николаевна не могла удержаться от улыбки:
— Из другой школы, — значит, нельзя дружить?
Юлька не ответила. Она плакала гневно, как капризный ребенок, у которого что-то отобрали.
— Того и гляди, придет кто-нибудь из мальчиков, — сказала Александра Николаевна. — Нехорошо, если увидят… Впрочем, я скажу, что ты поскользнулась на ступеньках и сильно ушибла ногу. Хорошо?
Юлька испуганно оглянулась на дверь.
— Дайте мне скорей умыться!
Она торопливо отвернула кран, уронила мыло. Хватая из рук Костиной матери полотенце, сказала злорадно:
— У нее ноги кривые, у этой Таньки. И косы тощие, навертит вокруг головы — как макароны.
— А уж это, знаешь ли, не очень хорошо с твоей стороны так говорить!.. Не хочешь воды — выпей молока холодненького!
Юлька покорно выпила стакан молока, схватила брошенный на стол портфель, направилась к двери и столкнулась с входившим Сережей.
— A-а, Люлька! — приветствовал он ее с обычной насмешливостью.
— Костя, наверно, скоро придет, подожди его. — Александра Николаевна подтолкнула Сережу, чтобы скорей проходил, и Юлька выскочила на лестницу.
Как бы между прочим, Александра Николаевна спросила Сережу:
— С какой-то там десятиклассницей Костя подружился? Таня, кажется? Ты ее видел?
— Один раз издали, — ответил Сережа. — Они на «дне открытых дверей» в Электротехническом познакомились.
Вскоре пришел Костя в отличном настроении. И сообщил Сереже, что теперь уже окончательно решил подать заявление в Электротехнический институт.
— Сейчас засядем опять повторять, а вечером двинем в кино. Билеты нам возьмут… Зайдешь за мной. Только чтобы не опаздывать, слышишь, Сережка?
Опять Костя был прежний: веселый, общительный, ласковый.
Мать смотрела на него с чувством облегчения. А мыслями нет-нет и возвращалась с невольной жалостью к сердитой девчонке, чье сердце переполнено горем и жаждой мести.
Начались экзамены. Юлька не появлялась.
— Что-то Юльки совсем не видно? — как-то спросила Александра Николаевна.
— У нее ведь тоже экзамены, — Костя отвел глаза, нахмурился.
Но вскоре лицо его опять просветлело. Он задумался о чем-то, и мать догадывалась, что Юльке не было сейчас места в его мечтах.
* * *
Костя учился на втором курсе Электротехнического института, когда Александра Николаевна однажды спросила его:
— А помнишь Юльку? Она ведь уже тоже кончила школу. Поступила куда-нибудь, не знаешь?
Сын посмотрел на нее странно. Помолчав, ответил, глядя в сторону:
— Почему бы мне не знать? Она учится в нашем институте. На первом курсе.
— Неужели?
— Представь себе! А почему бы и нет? Кончила школу с золотой медалью и поступила.
Он сразу заговорил о чем-то другом. Потом пришли мальчишки, и она забыла о своем вопросе.
Как когда-то школьники, теперь их комнату заполняли студенты. Бывали и студентки. Случалось, украдкой рассматривая особенно понравившуюся ей девушку, мать думала: «Когда-нибудь, позднее, вот такую бы Косте жену!»
После третьего курса Костя ездил на целину убирать урожай.
Осенью, в толпе родителей, Александра Николаевна стояла на товарной станции, напряженно вглядываясь вдаль. Едва брезжил рассвет. Высокое небо над железнодорожными путями нежно зеленело. Рельсы, освещенные у станции редкими фонарями, убегали во тьму.
— Идет поезд! Идет! — заговорили кругом.
Уже приближалась длинная вереница товарных вагонов. На ходу спрыгивали и бежали вдоль путей фигуры в ватниках, в кепках, в платочках.
Мать вглядывалась в мелькавшие перед ней загорелые дочерна, обветренные молодые лица. Да где же Костя? Шум, толчея — она совсем растерялась.
Он сам нашел ее в толпе, налетел сзади, обнял, сильный, большой.
— Какой ты лохматый! Не стригся ни разу?
Небритая щека сына колола ее губы. Опять он с ней, ее возмужавший, потрудившийся мальчик!
Вместе с матерью Костя заново переживал свое «целинное житье», разглядывая фотографии. Их было много. Не пожалели Костя с товарищами пленки. Мельком Александра Николаевна заметила, что одну пачку фотографий, завернутую в бумагу, Костя, не разворачивая, убрал в ящик письменного стола. Но, поглощенная рассказами сына, она не поинтересовалась свертком.
Через несколько дней, занимаясь уборкой, мать хотела задвинуть открытый ящик письменного стола. Ящик застрял.
«Вот неряха! Хаос какой-то из тетрадей, бумаг, снимков…» Она совсем выдвинула ящик, чтобы прибрать в нем. Сверху лежал сверток с фотографиями. Александра Николаевна развернула бумагу.
Растрепанная девушка глянула на нее большими темными глазами. Стоит под деревом в ковбойке и брюках. На другой фотографии та же девушка хохочет, закинув голову. Зубы на загорелом лице блестят, как у негра. Какое знакомое лицо, особенно глаза… Боже мой, да ведь это Юлька! Ну конечно, это она! Прическа с нелепым названием «мальчик без мамы». Остригла, значит, свои длинные косы! Выросла, повзрослела. Еще бы, три с лишним года прошло. Пожалуй, в девятом классе Юлька была красивее. Теперь у нее рот как-то больше. Сильнее выступают скулы. Может быть, оттого, что она похудела?
