Югославская трагедия - [143]

Хитрость Кичи удалась. Ни поваленный у дороги дуб, ни «крестьянин», спокойно отрубавший ветки, не вызвали подозрений у головного охранения противника, которое мы пропустили. А когда подошла колонна немцев и бородатых четников, сопровождавших обоз с продуктами, Куштриновичу пришлось-таки открыть огонь по своим бывшим соратникам.

Мы взяли много трофеев. Но эта удача, как и все последние операции нашего корпуса, мало что значила по сравнению с подвигами частей соседнего 8-го корпуса. О дерзко-смелых делах командира этого корпуса, о его личной неустрашимости, инициативе и необыкновенной выдержке ходили легенды. Владо Четковича, как и Саву Ковачевича, называли черногорским Чапаевым. Он жил в шалашах вместе с партизанами и сам водил их в дружные атаки. Когда нужно, первым полз через равнину, держа над головой, как щит, плоский камень из плитняка. Решался на отчаянные «акции», но всегда расчетливые и умные. 8-й корпус наносил врагу серьезные удары. «Нам бы такого командира, как Четкович», — с завистью говорили шумадийцы.

Рассказывали, как он выпроводил недавно майора Рандольфа Черчилля, прибывшего к нему в Босканско-Грахово в качестве советника. Этот сынок премьера, мужчина лет сорока, с вечно растрепанными, соломенного цвета волосами, насквозь пропахший виски и ракийей вздумал было сам командовать корпусом. Он начал с того, что с апломбом раскритиковал «недостатки» камлании, разработанной Арсо Иовановичем, устранил сомнения Четковича насчет плана «Ратвик», безапелляционно растолковал все тонкости военного и политического положения на Балканах и закончил свой словесный фейерверк предложением немедленно бросить части корпуса на города Гламоч и Ливно, где скопились немецкие войска. Полковник Четкович, говорят, терпеливо, с улыбкой выслушал речь Рандольфа, произнесенную с исключительной решимостью, и наотрез отказался выполнить его безрассудный приказ. Раздосадованный молодой Черчилль улетел на Вис.

И вот теперь 8-й корпус неожиданно постигло огромное несчастье. По слухам, Тито вызвал Четковича к себе на остров на совещание. Комкор вылетел на присланном за ним связном самолете. А обратно не вернулся. Самолет, на котором он летел, был встречен над морем двумя истребителями «Спитфайер», по ошибке обстрелян ими и сбит. Владо Четкович погиб… Говорили, что это — роковая случайность, как и гибель Лолы Рибара. Наш Куштринович, услышав о судьбе Четковича, злорадно усмехнулся и уронил: «Допрыгался!». После этого он стал еще более строгим и осторожным и слышать не хотел об инициативе, да и весь наш корпус попритих, словно напуганный трагической гибелью Четковича.

А немецкие войска между тем усиленным темпом продвигались мимо нас на север.

Минула еще неделя, заполненная нетерпеливым ожиданием приказа о выступлении в поход. К нашей всеобщей радости, возвратился Перучица и как раз вовремя. В самом воздухе, казалось, уже носилось предчувствие надвигавшихся больших событий.

Однажды, встречая полночь у радиоприемника, мы услышали приказ товарища Сталина. Советская Армия разгромила сильную группировку противника в районе Кишинев — Яссы, завершив свой удар окружением двадцати двух немецких дивизий, не считая румынских. Освобождена Молдавия. Выведены из строя союзницы немцев — Румыния и Болгария, и обе эти страны объявили войну Германии. «Открылась возможность протянуть руку помощи союзной нам Югославии…»

Среди имен командиров соединений, принимавших участие в Ясско-Кишиневской операции, я услышал фамилию командира моей стрелковой дивизии. Это необычайно взволновало меня. Дивизия, с которой я прошел путь от Кавказа до Днепра, действует в составе войск 3-го Украинского фронта. Она идет сюда! Скоро я встречусь с товарищами по полку, с бойцами своей роты!

Утром состоялся митинг. Больше всех суетился Катнич. Оставшись в батальоне на прежней должности, он проявлял теперь кипучую деятельность. Чуть ли не ежедневно проводил политбеседы, многословно и патетически уверял всех в своей любви и преданности Советскому Союзу, восхвалял Красную Армию. Утверждал, что Югославия быстрее пойдет по пути социализма, чем шел Советский Союз. «У нас, например, быстрее возникнут колхозы, — говорил он. — Ведь у нас существуют старые родовые задруги.[80] Каждая из них — это уже почти что готовый колхоз». Ружице он помогал делать стенгазету, а Мачеку предложил организовать кружок по изучению истории ВКП(б). Словом, всячески старался поправить свой пошатнувшийся авторитет. И сегодня он сам созвал бойцов, произнес речь…

А затем мы пели: «Ой, Россия, милая мать!», пели, стоя на выступе горы в тени буков, распустивших свои густые кроны, как флаги, почти горизонтально земле; дружно пели, глядя на дорогу, что вилась белой лентой, уходя к востоку…

Небывалый подъем боевого духа царил в нашей бригаде. Красная Армия протягивает Югославии руку братской помощи! Ничто уже не могло удержать людей на месте. Не дождавшись из корпуса никакого приказа, никакого отзвука на директиву начальника верховного штаба, Перучица по своей инициативе повел нас в Сербию. Достигли узкого горного ущелья, по которому стремглав бежит Ибар. Немецкие войска двигались с юга Сербии вдоль Ибара на Крагуевац и Белград. Задержать какое-либо их соединение, не пустить на север и восток, разгромить — эта идея была моментально воспринята всеми партизанами.