Югославия в XX веке. Очерки политической истории - [184]
Переговоры по упомянутым вопросам были тайными, и с югославской стороны их обсуждение ограничивалось исключительно рамками Коронного совета, в то время как большинство министров, не входившее в его состав, не информировалось о происходившем. Лишь после достижения договоренности с Берлином по основным спорным пунктам решение о присоединении к Тройственному пакту было поздно вечером 20 марта вынесено на рассмотрение всего состава правительства. Там мнения разделились, но в итоге, как и в Коронном совете, возобладала точка зрения о неизбежности присоединения Югославии к пакту. В том числе за это, помимо большинства сербских членов правительства, высказались представители ХКП и Словенской народной партии. Причем
Мачек подчеркнул, что в сложившейся ситуации нет возможности иного решения, а когда ситуация изменится, можно будет перейти на сторону противников «оси». Некоторые члены кабинета не заняли определенной позиции, в частности представитель Югославской мусульманской организации, а трое министров из числа видных сербских политиков выступили против и в знак несогласия с принятым решением подали в отставку (впрочем, один из них затем отставку отозвал). В правительстве в результате отставок перестали быть представленными СДС и Союз земледельцев>86.
Пока шли торг с немцами, перипетии в правительстве и последовавшая подготовка к официальному акту присоединения Югославии к Тройственному пакту, Лондон и формально нейтральный, но на деле поддерживавший англичан Вашингтон пытались повлиять на югославское руководство, чтобы оно отказалось от намеченного шага. Еще прежде Англия и постепенно наращивавшие активность США прилагали усилия, направленные на то, чтобы добиться от Белграда как минимум сохранения нейтралитета, а по возможности – и более активной позиции противостояния «оси». Эти усилия заметно возросли с рубежа 1940–1941 гг. Специальный эмиссар президента США Франклина Рузвельта полковник Уильям Доновен, в январе 1941 г. посетивший Югославию в ходе своего турне по ряду балканских стран, в беседах с Павлом, Цветковичем, Мачеком, некоторыми югославскими министрами и военными руководителями подчеркивал важность противостояния агрессору и обещал американскую помощь в этих целях. Та же мысль была центральной в посланиях, направленных Рузвельтом югославскому правительству и принцу-регенту в течение февраля>87. А игравший главную роль Лондон, ведя тяжелейшую войну с Германией и Италией, стремился к созданию союза Греции, Турции и Югославии в качестве военно-политического противовеса Гитлеру и Муссолини на Балканах, способного с британским содействием образовать при необходимости фронт борьбы с «осью» в Юго-Восточной Европе. Английская дипломатия настойчиво старалась воздействовать на Белград в пользу подобного выбора, а особенно в пользу решительного вступления югославской армии в войну для оказания помощи Греции>88. Когда же с конца первой декады марта начала становиться реальной перспектива присоединения Югославии к Тройственному пакту, Лондон и Вашингтон забили тревогу, последовало несколько их обращений к югославскому правительству и Павлу с настойчивыми предостережениями против того, чтобы это было сделано>89.
Стремясь добиться желательного результата, англичане попытались даже включить в эти усилия Советский Союз. В соответствии с указанием из Лондона, 22 марта британский посол в Москве Стаффорд Криппс обратился к Вышинскому с запросом, не может ли правительство СССР выступить против предстоящего присоединения Югославии к Тройственному пакту. По предложению Криппса, аналогичный шаг предпринял одновременно югославский посланник в СССР Гаврилович, являвшийся противником решения, принятого в Белграде, и действовавший без ведома своего правительства. Но в тот же день оба, после доклада Вышинского Сталину, получили отказ>90.
Еще раньше, 9-14 марта, т. е. вслед за тем, как Коронный совет 6 марта склонился в принципе к решению о присоединении к Тройственному пакту, тот же Гаврилович в телеграфной переписке с Белградом, причем вначале по каналам связи британского посольства в Москве, сообщал, что какие-то советские военные представители дали понять: желательно заключение военного пакта между СССР и Югославией, но с такой инициативой должны выступить сами югославы. Этих советских представителей посланник не называл, но настойчиво рекомендовал своему правительству откликнуться на их пожелание, а пока не соглашаться на требование Берлина. В качестве того, к кому обратились анонимные советские военные, в телеграммах Гавриловича фигурировал отставной полковник Божин Симич>91. По решению, принятому еще в декабре 1940 г. Павлом Карагеоргиевичем, Симич прибыл в Москву на рубеже февраля – марта 1941 г. под прикрытием должности атташе югославской дипломатической миссии и имел полномочия для переговоров с советскими властями>92. В чем состояла суть его задания, до сих пор не известно, как не известны и какие-либо данные о его деятельности в Москве. Есть лишь догадки в историографии, что он контактировал с советской военной разведкой. Но из единичных упоминаний о нем в некоторых ставших известными в последние годы советских документах, относящихся к более поздним событиям самого конца марта – начала апреля 1941 г., можно понять, что у Симича были довольно серьезные связи с советской стороной
