Югославия в XX веке. Очерки политической истории - [135]

, видеть «не только политическую, но и психологическую ситуацию в послевоенной Хорватии». Как писал хорватский публицист Й. Хорват, «Радич увидел, что югославянство… абсолютно чуждо хорватскому крестьянству. Ему также отвратительна и жесткая государственно-правовая политика. Но он знал, что если югославянство не понятно крестьянству, то в его душе вызывают резонанс хорватские националистические лозунги»⁴⁰. Составной частью хорватского националистического мировоззрения была сербофобия, или, по словам «Арбайтер Цайтунг» от 18 июля 1921 г., «стремление католических малоземельных крестьян стать независимыми от безбожных и некультурных сербов»⁴¹. А. Трумбич говорил, что Радич «хорошо разгадал душу хорватского крестьянина, вернувшегося домой после четырехлетних страданий за чужие интересы, полного разочарований, злобы и бешенства оттого, что свою страну обнаружил под сербской оккупацией»⁴².

Пособниками «оккупантов» были объявлены те, кто участвовал в создании Королевства СХС, «не получив соответствующих полномочий от хорватского народа, и продал хорватов»⁴³. То, как должна была выглядеть картина «продажи-предательства», Радич в 1923 г. живописал, передавая слова сербского радикала Любы Йовановича, якобы сказанные лидеру ХРКП в доверительной обстановке: «Мы, сербиянцы, не виноваты перед вами. Мы знали, что в Хорватии живет хорватский народ, который не отрекался от своего имени… Но приехал ваш Трумбич, ваш Дринкович… И они сказали: „Мы, хорваты, хотим быть югославами, хотим быть вашими, а не своими“… Так мы и объединились»⁴⁴.

Следует отметить, что среди хорватских политиков Радич не был единственным, кто апеллировал к социальному протесту и националистическим чувствам беднейших слоев населения. Тем не менее, как справедливо отметил американский историк Д. Ротшильд, только лидер ХРКП заслужил в первые месяцы после создания Королевства СХС репутацию «оракула хорватского народа»⁴⁵. От конкурентов – коммунистов, клерикалов и прогабсбургской Хорватской партии права (франковцев) – Радича выгодно отличали способность и завоеванное право артикулировать весь широкий спектр «гнева и разочарований» толпы.

Коммунисты наряду с распространенными антивоенными и эгалитарными лозунгами проповедовали чуждые хорватской черни идеи руководящей роли пролетариата и интернациональной солидарности трудящихся. В отличие от Радича коммунисты не видели, «что война… несет идею национализма. Радич ее воспринял и, таким образом, укрепил хорватский национализм, который был лучшим щитом от всякого интернационализма»⁴⁶. Д. Иванчевич писал: «Хорватская республика рождается из ненависти к сербам. Поэтому хорватские массы, которые сначала принимают коммунизм, затем стремительно обращаются к Радичу, который гораздо больше, чем коммунисты, соответствует их антигосударственным и антисербским настроениям. Коммунисты, хотя бы, были против сепаратизма, племенных и религиозных разногласий»⁴⁷.

Высшее духовенство и городские «господские» партии, такие как Хорватская партия права (ХПП), с подачи лидера ХРКП рассматривались крестьянами как экспоненты чуждых эксплуататорских интересов. Церковь, как и в России, считалась орудием власти, ответственной за лишения военного времени: военную службу, принудительные работы, реквизиции имущества. «Слава Иисусу и Марии. Долой епископов», «Долой грабителей попов!», – восклицал Радич на партийных митингах. Франковцам, как и их оппонентам из рядов Хорватского объединения, путь в народ был заказан по причине усилившейся во время войны антиурбанистической настроенности села, из которого города виделись одновременно и «носителями сербофильства»⁴⁸, и источниками государственного насилия. По словам Трумбича, Радич старался «навязать Хорватии борьбу между мнимыми господами и крестьянским народом, представляя тех господ как старых графов, баронов и богачей, пьющих народную кровь»⁴⁹. В 1924 г. Радич писал руководителям Крестинтерна: «Крестьянство в течение тысячелетий дает всем и каждому, и за это принимало… только удары и призрение или только… сладковатое господское сожаление и протекцию»⁵⁰.

Таким образом, один «крестьянский сын» Радич не скомпрометировал себя ни близостью к светским и духовным властям Австро-Венгрии, ни сотрудничеством с Белградом. Поэтому, как говорил позднее бывший активист ХРКП Б. Пешель, он мог себе позволить следовать принципу: «говори народу, что он хочет услышать, и народ будет тебе доверять»⁵¹.

«Пред народом мы явились, – вспоминал в 1925 г. Радич, – с республиканским „шлягером“, потому что это выглядело чем-то новым… и казалось великим». Бывшим «рабам государства» Радич обещал, ни много ни мало, рай на земле – «нейтральную крестьянскую республику Хорватия», в которой не будет ни ненавистной регулярной армии («разрушает основы морали, хозяйства, культуры и свободы»), ни «капиталистических банков», ни имущественного неравенства («все крупные имения, частные и церковные, упраздняются»), ни торговых ограничений («пошлины в принципе отменяются»), ни ненужных крестьянам университета («ложной высшей школы») и «так называемых средних школ» («вместо них организовываются общеобразовательные народные четырехлетние школы»)