Йога-клуб. Жизнь ниже шеи - [54]

Пока мы шли к ресторану, Джессика заметила:

— Знаешь, говорят, что женщины воспринимают сумки как символ матки.

— Неужели? — рассеянно ответила я.

И вот мы сидим в «Каса Луна», пьем чай и думаем, не заказать ли ужин. Должна признать, когда сильно хочешь чего-то, твой ум способен убедить тебя в чем угодно. Я тут думала о дхарме[31]. В частности, о дхарме тех бедных товарищей, что шьют поддельные сумки. Если все мы должны принимать мир таким, какой он есть, может, это не так уж плохо — иметь сумку с таким вот грязным прошлым? Джессика говорит, что такие рассуждения могут далеко завести, но… Вместе с тем она согласилась, что это — правда и подпольные цеха по производству сумок «Прада» — часть жизни, а люди, которые там работают, отрабатывают свою карму и дхарму, как и все мы.

Другими словами, законы дхармы распространяется и на угнетенных работников цехов по производству поддельных товаров.

Как говорит Марси, все приходит в равновесие само собой. Она рассказывала, что в Индии люди поют и в трущобах. И в мире ровно столько счастья, сколько нужно, и ровно столько же несчастья.

Когда она говорила это, я взглянула на серьги с огромными бриллиантами в ее ушах и подумала: ага, и ровно столько же людей, которые вещают всякое дерьмо.

Хм… Черт! Не хочу быть, как Марси, поэтому лучше выкинуть эту сумку из головы. Нам действительно нужна еда, не сумки «Прада». Мне ничего не нужно, я ни в чем не нуждаюсь, я свободна от всех желаний.

Но я так хочу мою сумочку! Мою прелесть.

5 апреля

Уууу, у нас неприятности. Большие неприятности. Я даже не хотела писать об этом. Вчера, после нашего похода за покупками, мы сделали кое-что очень нехорошее!

Мы сидели в «Каса Луна» и пели друг другу песенки про наши сегодняшние покупки. Как обычно, вокруг было полно туристов, приехавших на Бали за «духовным опытом». Они сидели за столиками ресторана, который мы уже начали считать нашим. Курили, пили мартини и ели всевозможную еду, от которой мы давно отреклись. Например, бифштексы, забивающие холестерином артерии. Креветки в сладком-сладком соусе. Свинину, маринованную в местном рисовом вине. Мы к тому моменту уже налопались зеленых водорослей с рисом, и я сумела достаточно отстраниться от своего желания иметь сумку «Прада». Вскоре мне стало жалко этих бедных туристов — мне ли не знать обо всех испытаниях и несчастьях? Ведь я когда-то была одной из них. Каких-то четырнадцать дней назад меня тоже влекли земные удовольствия, которым они сейчас предавались, к примеру еда, у которой есть вкус. А также мартини и сигареты.

Но потом я обратила внимание на соседний столик. За ним сидели брюнетка и блондинка — совсем как мы с Джессикой, — только разодетые в шикарные дизайнерские отпускные наряды. Струящиеся шелковые саронги и топы на бретельках того же цвета, демонстрировавшие потрясающий загар без полосок. Они все сверкали ювелиркой: в носу бриллиантовые гвоздики, на пальцах правой руки — кольца с бриллиантами. Девушки выглядели так, будто каждое утро проводили в йога-студии, а каждый вечер — в спа. На их фоне наши покупки выглядели кустарной дешевкой. Я пожалела, что не купила сумку.

«Мне ничего не нужно, я свободна от желаний», — стала повторять я про себя и хотела было сказать то же самое Джессике, но та вдруг замерла и уставилась в меню.

— О нет! — ахнула она и подняла на меня безумные глаза. — Ох, Сюзанн!

— Что?

— О нет! Это будет плохо, очень, очень плохо!

— Что плохо?

Она понизила голос до заговорщического шепота:

— Если мы выпьем коктейль. Кокосовый. С ванилью. Молочный коктейль! — И захихикала, качая головой: — Но нет, нет, нет.

Я смотрела на нее, не улыбаясь и не хихикая.

— Давай выпьем, — сказала я.

— Нет! — воскликнула она. — Нельзя!

— Нельзя? — Мне вдруг захотелось этот молочный коктейль больше, чем чего-либо еще на свете, включая просветление.

Смех Джессики стал истерическим.

— Но Сюзанн, в нем же столько сахара! А сладкий вкус вызывает привязанность. Поэтому молочные коктейли вредны!

А вот мне казалось, что этот коктейль очень даже полезен. Ведь он наверняка сделан из свежей ванили, смешанной со свежим кокосом, небось с той самой пальмы, что растет у входа. У нас в Сиэтле, в вегетарианском баре, такие по двенадцать баксов за стакан. Я объяснила свои доводы Джессике, но та была настроена скептически.

— Брось, Джесс. Живешь только раз!

Тут Джессика взглянула так, будто меня только что из психушки выпустили. Я попыталась объяснить:

— Я имею в виду, до следующей реинкарнации.

Через десять минут коктейль принесли.

На самом деле это был не коктейль, что ясно следовало из окружавшего его нимба божественного света. Это была небесная амброзия. Молочный коктейль для богов. Держа в руках этот коктейль, я поверила в Бога — в любящего Бога, который хочет, чтобы мы все были счастливы. Я вспомнила свое детство, братьев и сестру и рассмеялась.

— Джесс, — проговорила я, — вот тебе доказательство, что Бог есть.

Она блаженно кивнула:

— Лучшего доказательства и не придумаешь.

Он был не слишком густым и не слишком жидким, с тонким кокосово-ванильным вкусом. Он был похож на мороженое в вафельном стаканчике — не в трубочке, а именно в стаканчике, — на то дешевое мороженое, что родители покупали нам в детстве, когда вафельный стаканчик был символом лета, выходных или любого дня, когда нас вдруг освобождали от диктаторского домашнего запрета на сладости. Я пила этот коктейль, и мне снова было пять лет.