Языческий лорд - [13]

Очевидно, ему нравилось это слово, потому что он повторил:

— Мерзость! И если вы останетесь с ним, если будете драться за него, то тоже будете прокляты, и жены ваши, и дети!

И вы, и они будете обречены на вечные муки ада! Потому вы освобождаетесь от ваших клятв ему! И теперь, если вы убьете его, это не будет грехом! Убийством этой мерзости вы заслужите Божью благодать.

Он склонял их к моему убийству, но ни один из моих воинов не пошевелился, чтобы напасть на меня, хотя толпа вновь воодушевилась и с криками двинулась вперед. Они пытались вселить друг в друга уверенность, чтобы наброситься на меня.

Я оглянулся и увидел, что мои воины не настроены драться с этой толпой разъяренных христиан, потому что их жены не искали защиту, как я решил раньше, а пытались оттащить их от меня, и я вспомнил, как отец Пирлиг однажды сказал, что женщины — самые истые верующие, и теперь я видел, что эти женщины, все христианки, пытались подорвать верность моих людей.

Что такое клятва? Обещание служить своему господину, но для христиан всегда были более важные клятвы. Мои боги не требовали клятв, но пригвожденный бог — больший ревнивец, чем иной любовник.

Он запрещает своим последователям иметь других богов, а ведь это же смешно! Но христиане пресмыкаются перед ним и забыли про других богов. Я видел, что мои люди колеблются.

Они взглянули на меня, а потом некоторые поскакали прочь, не в сторону разгоряченной толпы, а на запад, подальше от нее и от меня.

— Это твоя вина, — епископ Вульфхед снова подвел лошадь поближе ко мне. — Ты убил аббата Уитреда, праведного человека, люди божьи достаточно от тебя натерпелись.

Не все мои воины колебались. Некоторые, главным образом датчане, поскакали в мою сторону, так же поступил и Осферт.

— Ты христианин, — сказал я ему, — почему же ты меня не покинешь?

— Ты забыл, — отозвался он, — что Господь меня бросил. Я бастард, я уже проклят.

Мой сын и Этельстан тоже остались, но я боялся за младшего мальчика. Большинство моих людей были христианами, и они поскакали прочь, а мне угрожала толпа из сотен людей, поощряемая священниками и монахами.

— Язычники должны быть уничтожены! — услышал я выкрик чернобородого священника. — И он, и его женщина! Они поганят нашу землю! Мы все прокляты, пока они живы!

— Твои священники угрожают женщинам? — спросил я Вульфхеда. Сигунн находилась рядом со мной, верхом на маленькой серой кобыле. Я направил Молнию в сторону епископа, который дернул свою лошадь в сторону.

— Я дам ей меч, — сказал я ему, — и разрешу выпустить тебе вонючие кишки, ты, дерьмо мышиное.

Осферт поравнялся со мной и взял Молнию за поводья.

— Благоразумнее будет отступить, господин, — произнес он.

Я вытащил Вздох Змея. Теперь были уже глубокие сумерки, сияющее пурпуром небо на западе постепенно серело, пока не настала темнота, в которой через малюсенькие просветы в облаках засверкали звезды. Огни пожара отражались от широкого клинка Вздоха Змея.

— Может, сначала я сам убью епископа, — прорычал я и развернул Молнию в сторону Вульфхеда, который стукнул пятками, так что его лошадь скакнула в сторону, а всадник едва не выпал из седла.

— Господин! — возмущенно прокричал Осферт и пришпорил лошадь, чтобы помешать мне. Толпа решила, что мы вдвоем преследуем епископа, и бросилась вперед.

Они орали и визжали, размахивая своим примитивным оружием в пылу страсти и выполняя богоугодное дело, и я знал, что нас сомнут, но я тоже был зол и решил, что скорее пробью себе путь через эту толпу, чем дам им увидеть, как я сбегаю.

Потому я забыл о преследовании епископа и повернул лошадь навстречу толпе. И в этот момент протрубил рог.

Он взревел, а справа от меня, где сияющее солнце скрылось за западным горизонтом, промчалась галопом группа всадников, встав между мной и толпой.

Они носили кольчуги и держали копья или мечи, лица были скрыты нащечниками шлемов. Пламя отражалось в их шлемах, превращая их в окровавленных воинов-копьеносцев, из-под копыт их жеребцов разлетались комки грязи, когда они развернули лошадей в сторону толпы.

Один из воинов повернулся ко мне. Он рысью проскакал к Молнии с опущенными мечом, а затем поднял клинок в приветствии. Я заметил, что он улыбается.

— Что ты натворил, господин? — спросил он.

— Убил аббата.

— Значит, ты сделал его мучеником и святым, — весело произнес он, а потом повернулся в седле и посмотрел на толпу, которая прекратила движение, но по-прежнему выглядела угрожающей. — Наверное, ты решил, что они будут благодарны за очередного святого, да? Но они совсем не рады.

— Это произошло случайно, — заявил я.

— Эти случаи постоянно тебя находят, господин, — ухмыльнулся он. Это был мой друг Финан, командующий моими воинами в мое отсутствие, тот человек, который был послан на защиту Этельфлед.

Там была и сама Этельфлед, и злобное ворчание толпы утихло, когда она медленно подъехала и предстала перед людьми. Она сидела верхом на серой кобыле, одетая в белый плащ и с серебряным ободом на светлых волосах.

Она выглядела как королева, она и была дочерью короля, и в Мерсии ее любили. Епископ Вульфхед узнал ее и подъехал к ней, быстро и тихо что-то сказав, но она его проигнорировала. На меня она тоже не обратила внимания, повернулась к толпе и выпрямилась в седле.