Яйцо - [14]

Бедная мама… Ее мечта была, чтобы мы поженились. Гортензия. Не надо об этом говорить.

Дюгомье(оживляясь). Почему? Пора наконец и поговорить. Твое замужество было ошибкой.

Гортензия. Быть может. Но она совершена.

Дюгомье. Не можешь же ты оставаться с этим типом. Он — сама тупость и грубость.

Гортензия. Ты его не знаешь.

Мажис пожимает плечами, подходит к рампе.

Мажис. И больше ничего… Как я и думал. Пенки. Всплески… Ну и забавные встречаются на земле экземпляры… Через три недели я все-таки, для очистки совести, еще раз проверил.

Дюгомье подошел к Гортензии, держит ее за руки. Мажис возвращается к замочной скважине.

Дюгомье. Но я люблю тебя. Я не переставал тебя любить. Там, в Индокитае, твой образ не покидал меня.

Заинтересованный, Мажис, не оборачиваясь, подтаскивает табурет и устраивается на нем у замочной скважины.

Гортензия. И я тебя люблю.

Дюгомье. Почему же ты меня недождалась?

Гортензия. Я думала, что ты забыл меня.

Дюгомье. Забыть тебя!

Дюгомье уводит Гортензию к нише в правой кулисе, в которую вделана кровать. Он опускает ее. Гортензия садится. Дюгомье встает перед ней на колени, берет ее лицо в свои ладони.

Дорогая моя…

Гортензия вытягивается на кровати. Дюгомье склоняется над ней, целует. Пауза.

Мажис(возвращаясь к рампе, в публику). Поначалу мне было интересно… Да… Я думал, что почувствую себя задетым… Вовсе нет… Только с течением времени… И то только из-за безмятежности, написанной на их физиономиях. Счастливые, довольные. Гортензия даже толстела на радостях, по-моему… Это раздражало меня. Поставьте себя на мое место. За версту было видно, что она без меня прекрасно обходится… А за их непроницаемыми физиономиями… Тогда я решил, что настала моя очередь. (Поворачивается к Дюгомье и Гортензии, которые уже сидят в креслах.) Вам пора жениться, мсье Виктор. Разве это жизнь? Я еще вчера Гортензии это сказал, когда мы спатеньки легли. Правда, Гортензия?

Дюгомье(уязвлен, но иронизирует). Слишком вы участливы, Эмиль.

Мажис. Возьмите, к примеру, меня. Каждый вечер, ложась в постель, что я там обнаруживаю? Прелестного цыпленочка, мою Гортензию. Разве не приятно?

Дюгомье(с отчаяньем поглядев на Гортензию). О, не сомневаюсь.

Мажис. Предположим, во мне пробудилось желание. Пожалуйста. И без хлопот.

Дюгомье. Умоляю вас, без подробностей! (Спохватываясь.) Вы же говорите с холостяком…

Мажис. А так-то что остается? Идти, несчастному, среди ночи одевшись, вылавливать на панели дамочку, у которой еще дурную болезнь подцепишь.

Гортензия с беспокойством смотрит на Дюгомье.

Дюгомье. Позвольте! Дамочка с панели, как вы изволили элегантно выразиться, это не для меня.

Мажис(заинтересованно). Ах вот как, у вас есть адресок.

Дюгомье(вконец раздраженный). Нету у меня никакого адреса.

Мажис. А как же вы обходитесь? Может, вам женщины вообще ни к чему? Говорят, есть и такие мужчины. Которым не нужно.

Гортензия. Эмиль!

Дюгомье(вымученно смеется). Дорогой Эмиль, вы становитесь нескромным.

Мажис. Ну чего там, среди своих. Это же вопрос темперамента! Не надо стыдиться. Какой есть, такой есть… А впрочем, знаете, я все понял, мсье Виктор. Я очень хорошо понял.

Гортензия и Дюгомье обмениваются взглядами, они сражены наповал.

(Растягивая удовольствие.) Хм, куда ж это опять моя трубка подевалась?

Гортензия(с усилием, дрожащим голосом). Что ты понял, Эмиль?

Мажис. Э, похоже, что когда случится иметь дело с цветной женщиной, другие тебе уже ни к чему. Преснятина какая-то, что-то вроде суррогата.

Дюгомье(приободрившись). Я никогда не имел дела с цветными женщинами.

Мажис(в зал.) И так до того дня, пока я не почувствовал, что из-за них меня гложет тоска какая-то, да, тоска. У себя, на своей собственной табуретке, я был одинок. Еще один раз отринут. Выброшен… В воскресенье, после обеда был Дюгомье, была Гортензия, был я. Я и они. Я, замешавшийся среди них. И между нами — маленький, но поток. Любовь. Я не имею в виду любовь Гортензия — Дюгомье. До этих пакостей мне дела не было. Я говорю о том, что билось между нами, Дюгомье с его россказнями, Гортензией с ее вязаньем и мною, пожиравшим засахаренные каштаны. В общем, о том, что объединяло нас… Ладно. А по пятницам что они оба делали? Они отшвыривали меня. Они захватывали все. Все — себе… Как воры, оставляя меня совсем одиноким, — я был для них меньше майского жука, меньше тли. Будто меня и вовсе не было. Значит, брак — это ничто?… А жизнь вдвоем?… Все, о чем говорится… Мне необходимо было прорваться к ним… В некотором смысле…

Во время этого монолога Дюгомье обнимает Гортензию, ведет ее к кровати. Гортензия ложится. Дюгомье снимает пиджак, аккуратно вешает его на спинку стула. Укладывается на постель. Мажис на цыпочках идет в глубь сцены. Проходя мимо вешалки, показывает на шляпу Дюгомье. Смотрит в замочную скважину, распрямляется, открывает дверь.

Гортензия(в кровати). О! (Прижимается к Дюгомье, который обнимает ее, как бы защищая.)

Мажис(идет вперед, улыбаясь). Браво! Браво! (Делает вид, что аплодирует.) Поздравляю, Гортензия. С каждым разом все удачнее получается.

Гортензия. Эмиль, клянусь тебе…

Мажис подходит к стулу, вытаскивает бумажник у Дюгомье из пиджака.