«…Явись, осуществись, Россия!» Андрей Белый в поисках будущего - [21]

Близкий Белому по мировосприятию А. Блок охарактеризовал внешность Рогожина как «самое страшное лицо, воплощение хаоса и небытия» («Безвременье»). Явно согласный с этим определением, Белый, однако, превращает хаос, взирающий из Дудкина на Аблеухова, в характерную черту самого Петербурга: «В ту же четверть секунды сенатор увидел в глазах незнакомца – ту самую бескрайность хаоса, из которой исконно сенаторский дом дозирает туманная, многотрубная даль…» (22).

Дудкин – идейный провокатор, как Николай Ставрогин[86].

Как у Раскольникова, у Дудкина доброе, в сущности, сердце, как Раскольников, он живет в нищете, одинок и находится в тупике вследствие увлечения ложной теорией. Но Белый усиливает склонность героя к мистике. Рассеянность Дудкина, его вникание в каждый случайно услышанный обрывок фразы могут быть объяснены через аналогию с героем Достоевского, который однажды в кабачке услышал в высшей степени важный для себя разговор. Так и Дудкин всё силится расслышать в окружающем шуме какую-то жизненно важную истину.

Дудкин, единственный из главных героев, «гибнет без возврата», поскольку порожден ныне завершающимся периодом русской истории. Единственный мифологический герой, с которым ассоциируется Дудкин, – Дионис, но и эта ассоциация неполная.

Параллель Дудкин – Дионис правомерна из-за неприятия героем «Петербурга» Аполлона Аблеухова, но прежде всего вследствие пристрастия Александра Ивановича к алкоголю, создания им теории о необходимости разрушить культуру и «открыто быть с хаосом», приступов помешательства, окончившихся полным безумием, и общей трагичности его судьбы. Однако увлечение революционной деятельностью лишает героя черт, которые составляют главное положительное содержание мифологемы Диониса: свободы и радости бытия. В этом причины безвозвратной гибели Дудкина.

Множество литературных и исторических ассоциаций вызывает также образ Аполлона Аблеухова. Это и гоголевские герои[87], и А.А. Каренин Льва Толстого,[88] и К.П. Победоносцев, и др.[89] Но к концу романа герой меняется, и практически все литературные и исторические параллели утрачиваются: обыватель в нём мирится с государственным человеком, Каренин – с вернувшейся женой, ледяная рука, сжимавшая сердце, тает, герой оставляет службу. Из мифологических же ассоциаций, которых образ тоже вызывает немало,[90] сохраняются те, которые несут положительный смысл.

В мифологеме Аполлона в начале романа на первый план выдвинуто значение «губитель». Именно так оценивает Белый деятельность Аблеухова-старшего по отношению к «обывателям», т. е. большей части населения России. С целью подчеркнуть это значение писатель помещает в доме на набережной статую Ниобеи – памятник одному из злых деяний бога Аполлона. То же назначение имеет и другое украшение дома – картина, изображающая Наполеона. Упомянутая уже на первых страницах романа «уменьшенная копия с картины Давида “Distribution des aigles par Napoleon premier”» (13) явно содержит намек на Аблеухова, государственного деятеля, как «уменьшенную копию» с Наполеона, тем более что, по одной из версий, «имя Наполеон – это Аполлон в корсиканском произношении: “O`N`Apolio”»[91]. В упоминании об одежде Наполеона – «Картина изображала великого Императора в венке и горностайной порфире» (13) – также можно видеть желание автора вызвать ассоциации с богом Аполлоном, так как именно с последним связан обычай венчать победителя лавровым венком.

Вместе с тем Наполеон на картине венком и позой: «…к пернатому собранию маршалов простирал свою руку Император…» (13) – напоминает и Медного Всадника. Намек на последнего скрыт также в статуе Ниобеи, поскольку именно Всаднику в романе приписывается возглас: «Я гублю без возврата». Но важно заметить, что ассоциации Аблеухов – Наполеон и Аблеухов – Медный Всадник в романе восходят к параллели Аблеухов – бог Аполлон, заданной именем героя, в котором содержится и намек на возможность преображения: Аполлон – бог Солнца, символ полноты бытия, личного творчества. Освободившись от исторического, герой «Петербурга» освобождается и от «отрицательного» Аполлона, Аполлона-губителя[92]. Так автор показывает, что божественная основа личности Аблеухова значительному искажению не подверглась и, значит, Аблеухов как тип не принадлежит исключительно петербургскому периоду истории России.

Настойчивая ассоциация Аблеухов-старший – Сатурн (старость, смерть, судьба, суд, цивилизация, черный цвет – понятия, относимые к архетипу Сатурна; Сатурн в мифологии символизирует также всякого рода ограничения, в том числе и ограниченность интересов исключительно земными делами)[93], позволяет, по нашему мнению, рассматривать взаимоотношения отца и сына Аблеуховых не столько как воспроизведение ситуаций российской истории (если бы один из Аблеуховых воплотил свои «отвлеченные кабинетные рассуждения», то Николай Аполлонович стал бы отцеубийцей, как Александр Первый, или Аполлон Аполлонович уподобился бы Петру Первому, который, согласно распространенному мнению, лично участвовал в пытках собственного сына), сколько повторением мифа о Сатурне-Кроносе, который пожирал своих детей (ср.117) и был, в свою очередь, свергнут собственным сыном (ср. 225).