«…Явись, осуществись, Россия!» Андрей Белый в поисках будущего - [20]
Философские идеи
Николай Аблеухов, нигде не служащий, но посещающий собрания революционно настроенной молодежи, главный свой интерес полагает не в действительной жизни, а в сфере умственной, философской. Аблеухов-младший обожествляет мысль (238) и способность мыслить (41). Но увлечение неокантианством не только не способствует преодолению возникшей в детстве раздвоенности героя, но, напротив, приводит к окончательному распаду на «богоподобный лед» и «просто лягушечью слякоть».
Мышление приверженца Канта Аблеухова абстрактно, а «абстракция – злая мысль: её порожденье – злой мир… мир абстрактный есть призрак…Призрачность есть визитная карточка нам духа тьмы».[82] Неудивительно поэтому, что Аблеухов-сын от изучения абстракций переходит к пропаганде террора: Николай Аполлонович «у общих знакомых тогда читал рефератик, в котором ниспровергались все ценности», «густо сеял семя теорий о безумии всяческих жалостей».
Но в критический момент, получивший записку с приказанием убить отца, Николай Аполлонович обращается за помощью к философии, к своим теоретическим убеждениям и понимает их несостоятельность, неспособность помочь:
«На минуту Николай Аполлонович попытался вспомнить о трансцендентальных предметах, о том, что события этого бренного мира не посягают нисколько на бессмертие его центра и что даже мыслящий мозг лишь феномен сознания; что поскольку он, Николай Аполлонович, действует в этом мире, он – не он; и он – бренная оболочка; его подлинный дух-созерцатель всё так же способен осветить ему его путь: осветить ему его путь даже с этим; осветить даже… это… Но кругом встало это… И ничто не светило» (185).
Итак, Белый убежден, что раздвоение личности приобрело массовый характер вследствие поворота России в сторону Запада. Среди прочих средством показать это являются литературные и исторические ассоциации, вызываемые героями романа. Персонажи предшествующей литературы, созданные писателями-петербуржцами (Пушкиным, Гоголем, Достоевским) и действующие в Петербурге, тоже раздвоенные и/или раздавленные этим городом, оживают в героях Белого. Автор романа «Петербург», в отличие от русских классиков, оценивает двойничество однозначно отрицательно. Если Достоевский в одном из писем назвал двойственность «самой обыкновенной чертой у людей… не совсем, впрочем, обыкновенных», тем самым подчеркнув некую избранность тех, кому она свойственна, то, с точки зрения Белого, раздвоенностью отнюдь не стоит гордиться, от нее, напротив, всеми средствами надо стараться избавиться, поскольку она в состоянии погубить и отдельного человека, и всю страну.
Белый считает, что пришла пора решить проблемы, поставленные русской литературой и историей, или, напротив, перестать их решать, изменив положение дел так, чтобы вопросы эти перестали быть актуальными. На художественном уровне эта мысль выражена через мифологические параллели. Мифы, созданные в ту пору, когда человеку было свойственно слитное восприятие себя и мира, когда чувства и разум не были ещё разделены и тем более разведены, как теперь, в образной форме содержат глубокие, вечные истины, постижение которых и приведет к преображению мира и человека[83].
От литературы к мифу. Временное и вечное в героях «Петербурга»
Наибольшее количество связей с литературными персонажами XIX века и историческими лицами петровской России имеет Александр Иванович Дудкин. Начав свой путь сто лет назад на страницах пушкинской поэмы разночинцем Евгением, в безумии грозящим отомстить Медному Всаднику за свои несчастья, в последней фазе петербургской истории России он превращается в террориста, то есть переходит от угроз к действиям. Но борьба с Медным Всадником приводит героя к соединению с ним: в понимании Белого Всадник и Евгений – союзники «по своей губительной роли в судьбе России»[84]. Более того, в «Петербурге» эти герои не просто сообщники, их связывают родственные отношения,[85] т. к. деспотизм порождает терроризм.
Оба имени Дудкина: и настоящее, и поддельное – значимы в историческом контексте и ассоциируются с покушением на убийство: участие царевича Алексея в заговоре против Петра, причастность Александра Первого к убийству Павла. Убийцей становится и Дудкин. Белый предсказывает это в самом начале романа, описывая случайную уличную встречу сенатора Аблеухова с Дудкиным с опорой на эпизод из романа Достоевского «Идиот».
Ср. в «Петербурге»:
«…Аполлон Аполлонович…увидал с угла пару бешеных глаз… глаза узнали сенатора. И, узнавши, сбесились; может быть, глаза поджидали с угла. И, увидев, расширились, засветились, блеснули. Этот бешеный взгляд был сознательно брошенным взглядом…» (21) —
и в «Идиоте»:
Мышкину «вдруг померещился странный, горячий взгляд чьих-то двух глаз, в толпе». Он «случайно обернулся к нему (Рогожину. – М.С.) и остановился под впечатлением чрезвычайно странного и тяжелого его взгляда… Он некоторое время смотрел Рогожину прямо в глаза; они ещё как бы сильнее блеснули в первое мгновение». «Два давешних глаза, те самые, вдруг встретились с его взглядом. (…) Глаза Рогожина засверкали, и бешеная улыбка исказила его лицо».
