Ястребы Утремера - [4]

и Боэмунда[14]. Нет, Фицджеффри посеет свою собственную месть. Я отправлюсь в одиночку.

Он надел свой шлем и с грубым «Прощай!» повернулся и шагнул в ночь, где потребовал своего коня. Дрожащий слуга привел большого черного жеребца, который поднялся на дыбы, громко фыркая и сверкая своими зубами. Кормак схватил поводья и жестоко дернул вниз, воспитывая коня, затем вскочил в седло еще до того, как передние копыта коня коснулись земли.

— Ненависть и голодная месть! — вскричал он жестоко, затем повернул огромного жеребца в сторону, и сэр Руперт, глядящий растерянно ему вслед, услышал стремительно удаляющийся стук подкованных копыт. Кормак Фицджеффри ехал на восток.

II. Бросок топора

Белый рассвет поднялся над Востоком, разорванный розово-красными валами холмов Утремера. Богатые оттенки смягчили суровые контуры, углубили синие обрезки ночной пустыни.

Замок барона Конрада фон Гонлера возвышался над дикими и пустынными землями. Когда-то это была крепость турков-сельджуков[15], ее переделали в поместье франкского лорда, улучшив на случай появления угрозы с востока. Стены были укреплены и барбакан построен на месте обычных широких ворот. Иначе было не защититься.

На заре мрачная, темная фигура подъехала к глубокому безводному рву, который окружал крепость, и начала бить железным кулаком по звонкому щиту до тех пор, пока громкое эхо далеко не разнеслось над соседними холмами. Сонный воин, вооруженный пикой, появился на барбакане и, склонившись вниз, что-то требовательно прокричал.

Одинокий всадник вскинул голову в шлеме вверх, открывая темное лицо уставшего человека, который всю ночь был в пути и немного замерз.

— Вы редко бываете здесь в дозоре, — проревел Кормак Фицджеффри. — Это потому, что вы близки с язычниками, раз не боитесь их нападения? Где эта поглощающая пиво свинья, которую вы называете своим сеньором?

— Барон пьет вино, — ответил угрюмо человек на ломаном английском.

— Так рано? — удивился Кормак.

— Нет, — грубо оскалился страж, — он пировал всю ночь.

— Пьяница! Чревоугодник! — бушевал Кормак. — Скажи ему, что у меня к нему дело.

— И что же я скажу ему о вашем деле, лорд Фицджеффри? — спросил пораженный стражник.

— Скажи ему, что я принес ему пропуск в ад! — закричал Кормак, скрежеща зубами, и испуганный солдат исчез, словно кукла на веревочках.

Норманн-гэл беспокойно сидел на лошади, щит его висел на плечах, копье укреплено в стременное гнездо, и тут, к его удивлению, вдруг дверь барбакана широко распахнулась, а из нее с важным видом появилась фантастическая фигура. Барон Конрад фон Гонлер был маленьким и толстым, имел широкие плечи и дородный живот, хотя все еще был достаточно молод. Его длинные руки и широкие плечи принесли ему репутацию смертоносного мастера меча, но только сейчас он не выглядел как боец. Германия и Австрия послали много благородных рыцарей в Святую Землю. Барон фон Гонлер не входил в их число.

При нем был только охотничий кинжал в богатых парчовых ножнах. Он не носил броню, и его костюм из пылающего шелка, украшенный золотом, был причудливой смесью европейского и восточного праздничных нарядов. В одной руке, на каждом пальце которой сверкал большой драгоценный камень, он держал золотой кубок вина. Группа пьяных гуляк вертелась позади него — миннезингеры[16], карлики, танцовщицы, собутыльники, праздные гуляки, моргающие, словно совы при свете дня. Все лизоблюды и прихлебатели, таскающиеся за богатым и вырождающимся лордом, толпой следовали за своим хозяином — отбросы обеих рас. Роскошь Востока быстро привела к разорению барона фон Гонлера.

— Ну, — вскричал барон, — кто же это здесь желает прервать мой праздник?

— Любой пьяница должен знать Кормака Фицджеффри, — прорычал всадник, его губы скривились в презрительном оскале, обнажив крепкие зубы. — У нас с тобой счеты.

Имени и тона Кормака было достаточно, чтобы отрезвить любого пьяного рыцаря Утремера. Но фон Гонлер был не только пьян, он — деградировавший дурак. Барон сделал большой глоток, а его пьяная шайка с любопытством уставилась на свирепую фигуру, возвышающуюся на другой стороне сухого рва, о чем-то тихо шепчась друг с другом.

— Когда-то вы были похожи на мужчину, фон Гонлер, — сказал Кормак тоном, переполненным яда. — Теперь вы стали опустившимся распутником. Ну, это ваше дело. Меня интересует сейчас другое, — почему вы отказали в помощи сьеру де Жисклину?

Одутловатое, надменное лицо немца приобрело высокомерный вид. Он горделиво сморщил толстые губы, в то время как его затуманенные глаза заблестели над выпуклым, как у совы, носом. Он был образчиком напыщенной глупости, которая заставила Кормака заскрипеть зубами.

— Кем был этот француз для меня? — сказал барон жестоко. — Это была его собственная ошибка — он мог бы выбрать из тысячи девушек, но молодой дурак попытался увести ту единственную, которую шейх оставил для себя. Он — непорочная честь! Ба!

Он добавил грубую остроту, и его окружили собутыльники, крича в радостном веселье, прыгая в дикой пляске, извиваясь в непристойных позах. Кормак внезапно издал рев львиной ярости, заставив их остановиться.