Ящик с проклятием - [35]

– Почему ты в последнее время смотришь на меня? – спросил он.

Она пожала плечами:

– Иногда мне просто нравится смотреть на тебя в классе.

– Что?

– Говорю, иногда мне просто нравится смотреть на тебя в классе, – повторила Хэдли громче в его здоровое ухо.

– А, – отозвался Сеп, чувствуя, как по венам разливается расплавленное олово. – Почему?

– Это помогает мне думать.

– Как?

– Просто… твоё лицо. Когда ты работаешь, оно совершенно проясняется, и это помогает мне сосредоточиться.

Сеп не нашёлся с ответом. Просто стоял и смотрел на её бейсбольные туфли, которые Хэдли разрисовала чернилами.

– Вообще-то я всегда на тебя смотрела. Просто ты наконец заметил.

– А.

Она вздохнула и, склонив голову набок, стала наблюдать, как тень чайки выписывает спирали по траве.

– Нам вернуться?

– Ещё нет. Ещё минутку.

Хэдли села на стену, а Сеп встал рядом с ней.

– Итак, все знают, – сказала она, вытаскивая кусочек мха и кроша камень.

– О чём?

– О моём дневнике… и о том, что мне нравится Мак. Я начала вести записи, когда меня дразнили, а с тех пор прошло четыре года. Я была обычным ребёнком – и принесла дневник в жертву, чтобы он исчез с лица земли.

Сеп почувствовал приступ тошноты и принялся играть кнопками плеера.

Но Хэдли придвинулась к нему ближе – и он отпустил прибор.

– Не важно, что думают люди, – заявил он. – Какая разница?

– Тебе разница есть.

– С чего ты взяла?

– Это очевидно, – ответила Хэдли, – иначе ты бы не ушёл.

Сеп на мгновение задумался.

– Они считают меня придурком, – сказал он в конце концов.

– Да все… всех ненавидят. Это просто школа. Они тебе нравятся?

– Нет.

– Ну и какая тебе разница?

– Я же сказал, я не…

– Но тебе и правда не всё равно. Хотя переживать не из-за чего. Они просто завидуют твоим мозгам. Но это не важно. Меня считают странной, потому что моя мама кореянка, а я сама осветляю волосы. Люди всегда найдут к чему прицепиться, но не нужно от них бегать. Если ты сильный, – продолжила Хэдли, прикрыв глаза, словно уговаривала сама себя, – тебя не смогут задеть, как бы ни старались.

Сеп смотрел, как солнце сияет на её коже, а затем отвернулся, когда она открыла глаза. Он провёл языком по больному зубу, осматривая деревья на предмет любых признаков Барнаби.

– А задеть могут любого, да?

Она кивнула.

– Но это не важно, вот совсем, – творятся вещи намного серьёзнее, чем появление моего старого дневника. Если ящик способен на такое, что ещё он может? Мы действительно можем пострадать.

Она крутила перчатку на левой руке. Сеп заметил ещё одно тёмное пятно на ткани.

– Что случилось?

– Ничего. Просто утром под шину велосипеда попали листья, и я упала. Ничего страшного, я всегда падаю.

И Сеп вспомнил: вот Хэдли упала в каменный бассейн, и в её волосах застряли водоросли; вот Хэдли промазала мимо скамейки в парке и села на землю; однажды ночью, когда они шли домой, Хэдли споткнулась и шмякнулась на руки, хотя спотыкаться было не обо что.

– Ладно, – объявила она, вставая и встряхивая затёкшие ноги. – Давай вернёмся в класс.

– Нам необязательно, – быстро сказал Сеп, – если ты не хочешь… Тебе действительно тем летом нравился Мак?

Она моргнула от неожиданности.

– Ну да. Как, наверное, и большинству девочек… То есть, понимаешь…

– Давай притворимся, что не понимаю.

Хэдли пожала плечами:

– Да все его любили.

– И до сих пор любят? – уточнил Сеп, стараясь говорить спокойно. Он уставился вниз на выкрашенную в белый цвет траву поля.

Хэдли рассмеялась.

– Большинство – да. Как там его Даррен назвал утром? Стейк в футболке? – Глубоко вздохнула, повернулась и пошла к дверям.

– Но ты же вегетарианка, – заметил Сеп.

Она рассмеялась, потом посерьёзнела.

– Ты непременно хочешь уехать с острова?

– Да, – после паузы ответил он. – В смысле, зачем тут оставаться? Неужели ты хочешь застрять здесь навечно?

Хэдли посмотрела поверх его плеча на крохотные магазинчики, облезлые знаки, пятнистые скалы и тонкий серп бледного песка.

– Определённо хочу.

– Серьёзно? Тут же ничего нет. А я хочу стать инженером, строить всякие вещи. Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

Она пожала плечами, затем одарила его улыбкой, от которой земля ушла у Сепа из-под ног.

– Счастливым человеком, – ответила Хэдли и исчезла за дверью.

Прозвенел звонок, извещая о начале урока истории. Сеп немного выждал, затем пошёл следом за Хэдли.

27. Палата номер семь

Где-то поутру они отполировали пол, и теперь солнечный свет отражался на её лице.

Магуайр попыталась повернуть голову, но шею фиксировал толстый поролоновый воротник. Тогда она закрыла глаза, чувствуя, как пульсируют вены на веках. Медсёстры метались вокруг, и она отслеживала их перемещения по скрипу туфель.

Эйлин не помнила ни «Скорую», ни госпиталь. Только как пошла в кабинет мужа, как что-то взорвалось в каминной решётке и… всё. В памяти запечатлелись лишь глубокая гнилая вонь и маленькое уродливое лицо.

И вот она здесь, на жёсткой кровати в палате номер семь, подключённая к аппаратам. Стоило сглотнуть, и горло жгло огнём. Ей дали картонную ванночку, чтобы туда сплёвывать, но Эйлин её вернула. У неё болела голова. Врачи сказали, что скакнуло кровяное давление, но по ощущениям у неё не осталось крови, она как будто опустела.