Яркие огни, большой город - [50]

Одиссей.

— Не пытайся меня взбодрить.

— Нет, правда. Мне пришлось два вечера подряд сопровождать этих чокнутых; нечего и говорить, что бедняга Аллагэш был совершенно выбит из колеи. Мне платили, но, как ты понимаешь, рассчитывать на остроумную беседу с такими субъектами не приходится.

Когда ты начинаешь смеяться, Тэд говорит:

— Спокойно.— Но теперь ты держишь себя в руках.

— «Красавец по телефону».

— Именно.

— Красавец-пихарь по телефону.

— Да, это,— говорит Тэд,— действительно смешно. Коварный Одиссей.

— Наконец-то Аманда попала в точку.— Кажется, тебя опять разбирает смех. Вот если бы можно было и в самом деле — в прямом смысле слова — умереть от смеха. Вырваться из этой тяжелой телесной оболочки и улететь отсюда через открытое окно. Ты летел бы над городом, высоко-высоко, и с высоты вся эта мерзость и боль казались бы тебе бесконечно далекими — как мерцающие в темноте огоньки.

— Не знаю,— говоришь ты.— Честно говоря, не так уж это и смешно. Скорее грустно.

— Не следует менять гнев на милость,— говорит Тэд.

— Где Стиви?

— Еще одна дурацкая история. Тебе нужно забыть об этом, шеф.

— Почему?

— Стиви, он же Стив, сделал несколько недель назад третью операцию. Убедительно, правда?

— И ты хочешь, чтобы я в это поверил? — Мысленно возвращаешься к облику Стиви.— Вранье.

— Зачем мне врать? Спроси Джимми Кью, если сомневаешься. Для чего, думаешь, шарфик вокруг шеи? Нельзя же убрать кадык.

Ты не знаешь, серьезно он говорит или шутит, ибо он не раз уже тебя разыгрывал. К тому же, теперь тебе просто наплевать, какого пола эта Стиви. Время позднее, все равно ты ее никуда не поведешь.

— Я еще раньше хотел тебе об этом сказать.

— Спасибо.— Ты встаешь.

— Спокойней, шеф.— Он обнимает тебя за плечи.

— Я вдруг кое-что сообразил.

— Что?

— Вы с Амандой были бы потрясающей парой.

— Не означает ли это, что ты возьмешь Одиссея на себя?

— Потом, Тэд.

В углу склада расположены несколько спален. Первые две битком набиты какими-то явно насосавшимися коки и увлеченно беседующими парочками. Третья свободна, около кровати на столике стоит телефон. Ты лезешь в записную книжку и находишь тот самый номер.

— Поздновато,— говорит Викки после того, как ты называешь себя.— Ты где?

— Сейчас действительно очень поздно. Я в Нью-Йорке. Я хотел с тобой поговорить.

— Ты с Тэдом на какой-нибудь вечеринке. Ну что, угадала?

— Я был с Тэдом.

— И в самом деле, поздновато. Что-нибудь случилось?

— Просто я хотел сказать, что умерла мама.— Ты совсем не рассчитывал, что получится так коротко.

— О боже,— говорит Викки.— Я не знала, что она... когда?

— Год назад.— Пропала Без Вести.

— Год назад?

— Я не говорил тебе этого раньше. А сейчас захотел сказать. Думаю, это важно.

— Я тебе очень сочувствую.

— Ничего. Не так уж все плохо. То есть, раньше было плохо.— Ты не можешь выразить свою мысль.— Жаль, что тебе не пришлось с ней встретиться. Вы бы друг другу понравились. У нее были такие же волосы, как у тебя. Хотя дело, конечно, не в этом...

— Не знаю, что и сказать.

— Есть еще кое-что, о чем я тебе не говорил. Я был женат. Это была дурацкая ошибка, но теперь все позади. Я хотел, чтобы ты знала, если это имеет для тебя значение. Сейчас я напился. Если хочешь, я повешу трубку.

В наступившей паузе ты слышишь отдаленный глухой шум междугородной линии.

— Не надо,— говорит Викки.— Не могу сообразить, чем тебя утешить, но я тут, рядом. Мысли немного путаются.

— Я пытался забыть ее. Но, наверное, я обязан ее помнить.

— Подожди. Кого?

— Маму. О жене ты не думай. Я говорю о матери. Сегодня я вспомнил: после того как она узнала, что у нее рак, она говорила Майклу и мне...

— Майклу?

— Это мой брат. Она взяла с нас обещание, что, если боль станет нестерпимой, мы поможем ей кончить все это. У нас был рецепт на морфий, так что можно было им воспользоваться. Но потом стало совсем плохо. Я спросил ее, как быть, и она сказала, что, когда умираешь, на человеке лежит ответственность перед живыми. Меня тогда поразили ее слова. И я подумал, что на нас — ответственность перед мертвыми, я имею в виду живых. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Наверное. Хотя, честно говоря, не очень,— отвечает Викки.

— Можно я тебе завтра позвоню?

— Да, конечно. У тебя правда все в порядке?

Тебе кажется, что твои мозги вот-вот выскочат из черепной коробки. И тебе страшно.

— Все хорошо.

— Иди спать. А если не сможешь заснуть — позвони мне.

В раннем утреннем свете на фоне неба вырисовываются башни Всемирного торгового центра в конце острова. Ты разворачиваешься и идешь в верхнюю часть города. Там, где асфальт на улицах изношен, проступает булыжник. Ты думаешь о деревянных башмаках первых голландских поселенцев, ходивших по этим камням. А еще раньше на здешних пустынных тропах воины из племени алгонкинов выслеживали дичь.

Ты бредешь, сам не зная куда. Похоже, у тебя не хватит сил дойти домой. Прибавляешь шагу. Если солнечный свет застигнет тебя на улице, с тобой произойдет нечто ужасное — какая-нибудь необратимая химическая реакция.

Через несколько минут замечаешь у себя на пальцах кровь. Подносишь руку к лицу. На рубашке тоже кровь. В кармане пиджака обнаруживаешь бумажную салфетку, прикрываешь ею нос и идешь дальше, откинув голову назад.