Ярем Господень - [44]
Роса уже подсыхала, когда они пошли по горе — Дмитриеву захотелось осмотреть пустынь.
Стоял замерень — предзимье. Уже твердела земля, оголёнными стояли старые ветлы и низкие тальники на берегах Саровы и Сатиса. И только сосны за речками всё так же молодо и свежо зеленели под неярким и холодным солнцем.
Хрустели под ногами сосновые шишки и мелкое палочье — Дмитриев осторожно ставил ногу в больших лаптях со сдвоенной подошвой, и это забавляло Иоанна.
— Боишься ноженьку уколоть?
— По такой красе ходим… Вот тут красота неизреченная, весёлая…
— Здесь храму бы стоять… — забывшись, помечтал вслух Иоанн.
Дмитриев резко остановился, минутно замер в себе — слово о церкви подсказало, кто перед ним. Почти зло обронил:
— Мнится мне, что ты никонианин, щепотник? А говорил, будто слово твоё истинно.
— Да не моё! — поднял голос Иоанн. — Напоминал я тебе глаголы Божьи и речения отцов церкви. Я лишь перелагал, а ведь ты душою соглашался, а?!
Дмитриев прямо не ответил. Встал у сосны, огладил её шершавый ствол и тихо признался:
— В недоумении пребываю. Очеса ночью не смыкал долго — в такое ты меня окунул. И сейчас аки бы какой силой связан, и язык мой скован. И хочу сказать противность тебе, а не могу. Ты не волхв?
— Да что ты, милой! Ты в сомнениях… Севодня, завтра в сомнении, а потом придёт и просветление — устрояй себя!
Медленно спускались с горы. Дмитриев всё говорил — расслабился:
— Пришед я сюда, посланный нашим отцом Филаретом. Умилосердись, самовидец, братия просит тебя быти в скиту!
Иоанн своё в уме держал: ладно, приедет он в Заволжье и будет един противу многих слепцов, кои ором берут на собеседованиях, а не рассудком…
— Не свободен! — виновато отозвался Иоанн. — У меня тут вот и в Введенском делов скопилось… Ага, мечусь туда-сюда. Бог даст — свидимся. А пока я отпишу Филарету.
Посылка вышла краткой. После положенных братских приветствий и заверений Иоанн открыто написал:
«… ничтоже иное ко спасению нашему нужно, токмо православно веровати и быть в соединении в православной вере, вообще быти во единой Соборной Апостольской церкви».
Саровцы заботливо снарядили Дмитриева в дорогу. Иоанн провожал до мельницы Онисима. Постояли, поклонились друг другу.
— Долгоденствия дней тебе, брат!
Дмитриев благодарно принимал напутствия и всё кланялся, кланялся.
За долгий обратный путь Дмитриев о многом передумал, и открылось ему одно: не лукавил арзамасец, говорил с верою и сама истина для него, Дмитриева, глаголала. Призадумался в скиту и Филарет, что посылал своего ученика в Саровскую пустынь. Пересказ Дмитриева сверил с книгами — так и есть! Да, силен черный поп из Арзамаса! И Филарет поругал себя: пошто ране-то слову своих сотолковников слепо верил…
К кому же третейскому обратиться, от кого принять просветление. Что купно скажут свои заволжские старцы — ведомо. В Нижний к ревнителям старой веры пойти — опасно, подгляд за ними давний. И одно неотступное думалось: надо искать встречи с человеком знаемым, к заволжеским любовну. А не открывается ли через игумена Иоанна Божий Промысел, не указуется ли чрез него путь спасения?!
И решил Филарет, а решил, то и сделал: взял с собой несколько бельцов, целую кошницу писем раскольничьих, книг нужных и пошёл в Арзамас.
… Уже в начале раскола у приверженцев старообрядства быстро сложились вопросы к своим противникам, а более того — составилась защита своих воззрений.
В свою очередь и «никониане» нашли в Библии, Евангелии, Апостоле, Катехизисе, в книгах отцов церкви, в словах святых подвижников и соборных поставлениях чёткие резоны на все вопрошения и утверждения раскольников.
Против главных раскольнических догм утвердилось девятнадцать основных ответов и составилось крепкое обличение частных догм старообрядцев, которые нашли своё выражение в беспоповщине, аввакумовщине, онуфриевщине, диаконовщине, кадильщине, федосеевщине, ветковщине, поморщине, нетовщине, морильшине и сожигательстве, в погребательстве, молоканщине, иконоборщине, а впоследствии против сорока восьми толков раскола…
В Введенском приняли скитников по-братски. Накормили бельцов сытно, и те пошли смотреть город, а Иоанн пригласил Филарета к себе в игуменский покой.
Филарет открывался чистосердечно:
— Духовную любовь ты к нам явил, брат. Уязвилась моя совесть, совсем-то уж не доверял прежде, но вот пришёл к тебе.
— Доверие не главным ли между людьми — спасибо, брат. — Иоанн радовался началу разговора. — Смиренно стану слушати твои слова, да будет меж нами самая нелицемерная любовь!
Филарет отозвался не сразу, отозвался упавшим голосом:
— Плачевно слово моё. Церковь у тебя благолепа, ограда надежная… Рядом — соборный храм, воевода с воинством. Не прячетесь — легко вам, живете открыто, без упрятки, а мы-то тамо в чащобах лесных отходную никоновской Московии отпеваем, а может и себе…
— Чем всё же держитесь, люди старого благочестия?
— Святостью научителей своих! Загинай-ка персты: Никита, коево никониане осмеяли, посрамили, по злобе нарекли Пустосвятом; Аввакум — отец наш духовный, сожженный в Пустозерском остроге. С ним ведь лютую смерть прияли инок Епифаний, дьякон Федор Иванов, священник Лазарь со прочими. И обретаем силы от имен мучениц боярыни Морозовой, княгини Урусовой — голодом уморены в Боровских земляных ямах. Инокиня Иустина сожжена… Целый собор просиял наших заступников перед Господом…
«Арзамас-городок» — книга, написанная на похвалу родному граду, предназначена для домашнего чтения нижегородцев, она послужит и пособием для учителей средних школ, студентов-историков, которые углубленно изучают прошлое своей отчины. Рассказы о старом Арзамасе, надеемся, станут настольной книгой для всех тех, кто любит свой город, кто ищет в прошлом миропонимание и ответы на вопросы сегодняшнего дня, кто созидательным трудом вносит достойный вклад в нынешнюю и будущую жизнь дорогого Отечества.
Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?
На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.
Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.
Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.
Книга посвящена неутомимому исследователю природы Е. Н. Павловскому — президенту Географического общества СССР. Он совершил многочисленные экспедиции для изучения географического распространения так называемых природно-очаговых болезней человека, что является одним из важнейших разделов медицинской географии.