Ярче солнца - [2]

Это вторая смерть, которую я видел. Первым был какой-то мужик. Еще до того, как я достаточно вырос, чтобы мочиться в унитаз. Мужик поругался с Сэром. Была у Эрла мания заставлять меня называть его Сэр. До сих пор иногда заставляет. Правда, без толку.

Не знаю, из-за чего была ссора, но, когда мужик отчаливал на небеса, вокруг него распахнулся свет, и мужик исчез. Ребенок прямо как тот свет. Может, она его проглотила? Не стоит забывать, что мне тогда всего три. Вопросов у меня миллионы, и почти все о всяком странном дерьме. Короче говоря, она особенная. В этом я ни капли не сомневаюсь.

Она перестает реветь и смотрит на меня (прямо на меня!) огромными от любопытства глазами. Они сияют, как бриллиантовые кольца, и в них я вижу тысячи картин. Звезды и бесконечные ленты света. Мерцающие золотые реки и фиолетовые деревья. Я понимаю, что она оттуда. Из места, которое я временами вижу. Кто-то послал ее сюда, и сейчас она показывает мне свою галактику. Свою вселенную. Понятия не имею откуда, но я знаю, кто она такая. Искательница. Та, которая ищет потерянные души.

В мыслях возникает слово. На иностранном языке. Может быть, на арамейском. Что-то вроде Д’АэАш. Нет, не так. Д’МаЭаШ? Тоже не то. В общем, слово звучит в голове, но произнести его правильно я не могу. Поэтому, когда говорю ей, кто она такая, получается «Датч». Я знаю много слов на разных языках, которые пока не могу нормально выговорить. Эрл бесится, когда я об этом упоминаю. Называет меня вруном, но я не вру.

А впрочем, наплевать. Пока сойдет и Датч.

Кажется, ей нравится, как я ее назвал. Но, глядя на меня, она боится. Совсем чуть-чуть. Поэтому я прячусь. Сначала на ум приходит плащ, как у Супермена. Я тут же отбрасываю эту мысль. Слишком яркий. Слишком заметный. Представляю себе другой плащ, как у рыцаря из комиксов. Плотный, черный, с капюшоном. Стоило подумать, и он появляется, как большое черное море, и оседает у меня на плечах. В мечтах это самая классная штука.

Врач говорит «Пора объявлять» и смотрит на часы. Медсестры вытирают девочку, Датч, и уносят в комнату к другим детям. Там она остается на три дня. Дядя приходит и уходит. Надолго не задерживается. Но все в порядке. Мы ее охраняем. Я и призраки.

Они ей, кстати, нравятся. Я это чувствую. Даже тот, у которого на виске здоровенная дырка. Но, когда подхожу ближе я, она вздрагивает, поэтому опять приходится «вызывать» плащ и присматривать за ней из угла на потолке. Я никуда не ухожу, пока дядя не забирает ее домой.

От его печали у меня болит в груди. Тяжело дышать. Дядя шепчет девочке на ухо. Что-то о том, что теперь они остались втроем, и я вспоминаю, что у него есть еще одна дочь. Он говорил об этом медсестре, когда смотрел на Датч. Когда впервые держал ее в руках. Когда глотал из бутылки. Когда плакал, плакал и снова плакал. Помню, как удивлялся, почему никто ему не сказал, что мальчики не плачут.

Датч забирают к семье. К тому, что осталось от семьи. Я просыпаюсь. Сон заканчивается. Точнее заканчивается мечта о девочке из чистого света. Раз уж это была мечта, а не сон, я, наверное, мог бы контролировать события. Надо было хотя бы попытаться. Если бы я вовремя об этом подумал, то сделал бы так, чтобы тетя была жива и осталась рядом со своей дочкой. Если бы я вовремя подумал…

Глава 2

В себя я прихожу уже не в подвале. В голове туман, перед глазами плывет. Не сразу удается понять, что я в больнице. Приходит медсестра, проверяет капельницу и говорит, что у меня был приступ.

Ладно, пусть так. Но все равно не понимаю. Приступы у меня были всегда. С трех лет. С тех пор как я впервые увидел свет Датч. Так почему я в больнице? Я никогда не лежал в больницах. Даже у врача ни разу не был. На мне длинная голубая сорочка, руки перевязаны. В одной торчит игла капельницы. Другая забинтована от локтя до запястья.

Рядом сидит Эрл. В воздухе, как слезоточивый газ, витает запах дешевого одеколона. Эрл в бешенстве, и его ярость колет мне кожу раскаленными иголками. Но все это внутри. Снаружи он улыбается. А его улыбка – вещь опасная. Он флиртует с медсестрой. Та смеется и опускает голову. Эрл гладит меня по руке шершавыми ладонями и называет Александром. Стискивает пальцы, как будто я, мать его, не знаю, что значит «Александр».

Глаза в пол. Рот на замок.

Первая осознанная мысль о сестре. На самом деле Ким мне не сестра, но однозначно лучшее, что есть в моей жизни. Точнее, кроме нее, у меня вообще ничего нет. И Эрл это знает.

- Ты сильно поранился, - говорит медсестра.

Я молчу. Только киваю.

- Меня зовут Джиллиан. – Она проверяет бинты и вдруг удивленно выпрямляется. – Господи! Почти зажило. Как это может… - Не договорив, она берет себя в руки и изображает спокойствие. – Поразительно. Держу пари, скоро тебя отпустят домой.

Я опять киваю и вздрагиваю, ощутив, как тянется ко мне ее сердце. Она хочет ребенка. Мальчика вроде меня. Милого, воспитанного, вежливого. Она понятия не имеет, какой я на самом деле. Грязный. Плохой. Отвратительный. Мне ее жаль.

- Готов вернуться домой, боец? – спрашивает Эрл и ерошит мне волосы.

Ерошит, блин, волосы! Как будто мне два года. Внутри разгорается жар. Обжигает кожу. Я стискиваю зубы и киваю, как послушный мелкий сучонок. Потому что я и есть послушный мелкий сучонок. Эрл так говорит. Мелкий сучонок. А я не возражаю.