Я отошёл в сторону, раскрыл зонт и вдруг почувствовал, что меня тянет вверх. Я упёрся ногами в землю, но мои туфли, видимо, оказались слишком лёгкими, и я взлетел.
Ощущение полёта было довольно знакомым и даже привычным. Я помнил его по детским снам.
Синий купол зонта устойчиво опирался на воздушную подушку, я летел, держась за воздух, и не боялся упасть.
Сначала я шёл довольно низко, метра два над землёй, и очень рассчитывал, что кто-нибудь из очереди ухватит меня за ноги и прекратит моё вознесение. Но меня никто не схватил, возможно, боялся, что я оторву его от земли и унесу на своих ногах в небо. «Как стоять, так всем вместе, — подумал я, — а как лететь, так мне одному».
Я вспомнил, что в тяжёлую минуту сомнений я не бросил очередь. А когда я полетел — никто даже головы не поднял. А почему? Потому что зонт нужен всем, а я не нужен никому. И в самом деле: в сумку меня не сложишь, ни на что путное не обменяешь. Ни красоты от меня, ни пользы. Одни неудобства. Меня надо кормить. Со мной надо разговаривать. Меня надо понимать.
Зонтик тем временем набирал высоту. Я испугался, что меня может вынести на воздушную трассу, и тогда меня собьёт самолёт. Ударит винтом.
Пролетая над девятиэтажным домом, я ухватился свободной рукой за телевизионную антенну и, побарахтавшись в воздухе, встал на крышу. Нажал на ручке зонтика выступ. Зонтик обмяк, уронил свой синий купол.
Я повесил его на антенну, а сам сел на крышу и свесил ноги.
Город хорошо просматривался сверху.
И вдруг я обратил внимание, что очередь стала какойто другой. Сначала я не мог сообразить: в чем дело. Но, вглядевшись, понял: люди и вещи поменялись местами. Вещи вытянулись в длинную очередь и выбирают себе людей. А люди сидят в картонных коробках, в какие пакуют телевизоры, и, высунув головы, дышат свежим воздухом.
— Мне, пожалуйста, шикарного очкарика, — попросила канадская дублёнка.
— Одну минуточку…
Продавщица походила между коробками и привела с собой очкарика с висячими усами.
Дублёнка протянула продавщице деньги, и они ушли.
— Нам вот того толстого дядечку, — попросили американские джинсы.
— Я не пойду. — Из коробки поднялся толстый дядечка в сатиновых шароварах. — У меня пятьдесят шестой размер, а они — сорок четвёртый.
— Действительно, — согласилась продавщица. — Он вам велик…
— Но мы же стояли, — возмутились джинсы. — Что же получается: мы зря стояли?
Следом за джинсами маялся нейлоновый парик. А за ним переминались с ноги на ногу зимние австрийские платформы.
— Меня! — шептала платформам хорошенькая блондинка.
— Меня! — поправляла усатая брюнетка и подскакивала в своей коробочке.
«А кто выберет меня, — думал я, рассматривая вещи. — Нужен ли я кому?»
И вдруг я увидел в очереди своё ратиновое пальто. За те семнадцать лет, что я его носил, оно приняло формы моего тела: так же ссутулены плечи, так же оттянуты локти. Как оно постарело! В нескольких местах ратин протёрся до прозрачности марли. Изнутри на подкладке были дыры величиной с обеденную тарелку.
Я посмотрел на своё пальто и понял: если я его не возьму, с ним никто не пойдёт. Так и будет стоять здесь, сунув потёртые рукава в потёртые карманы.
На антенну села перелётная птичка. Сначала она выбросила вперёд ножки, как шасси, а уж потом, почувствовав устойчивость, опустила крылышки.
— Отдыхаешь? — спросила птичка.
— А твоё какое дело?
— А я в Африку лечу, — не обиделась птичка. — Хочешь, полетим вместе.
— А чего я там забыл?
— Как хочешь… — снова не обиделась птичка.
Она вздыбила крылышки, затрепетала ими, оторвала себя от антенны и полетела легко и витиевато, будто писала в воздухе свой автограф.
Я огляделся по сторонам. На крыше было не прибрано. Валялись кирпичи, битые стекла, какая-то строительная ветошь. Должно быть, строители, положив последнюю плиту, забыли или не захотели за собой подмести.
Я взял кирпич потяжелее, сунул его за пояс для увеличения веса. Потом снял с антенны зонтик и раскрыл его над собой.
Зонтик плавно смахнул меня с крыши и понёс по наклонной к магазину.
Я нашёл пустую просторную коробку и сел в неё. Стал ждать своё пальто. На коробке была нарисована синяя рюмочка и написано: «Осторожно. Верх. Не кантовать».
