Японский резидент против Российской империи. Полковник Акаси Мотодзиро и его миссия 1904-1905 гг. - [23]
По моим подсчетам, необходимо 440-450 тысяч иен, которые следует выплатить в начале мая; выплаты можно произвести и в два этапа. Детали мы обсудим с Акизуки, и о результатах я сообщу, но прошу Генштаб перевести деньги, не ожидая этого. Так как партии планируют произвести диверсии на фабриках по производству телеграфных и электрических проводов, могу ли я отложить переговоры с ними относительно диверсий на железных дорогах?»>{65}
Днем позже, 13 февраля, к министру Комура с секретной телеграммой обратился посланник в Париже Мотоно, причем содержание его депеши в Токио было доложено микадо, всем министрам, членам гэнро, а также высшему военному и военно-морскому командованию. Ссылаясь на собственные источники информации о положении дел в России, Мотоно энергично поддержал ходатайство Акаси о переводе 450 тыс. иен для финансирования русских революционеров>{66}.
Окончательного ответа Генштаба Акаси ждать не стал и в середине февраля передал Циллиакусу оставшиеся у него деньги на закупку оружия. Вероятно, именно на эти средства финн вскоре приобрел в Гамбурге 6 тысяч револьверов Маузера. Тем временем в Генштабе и военном ведомстве Японии взвешивали все «за» и «против» предложений Акаси и Акизуки. С одной стороны, субсидии русским революционерам, действительно, имели шанс оправдать себя быстрым и эффективным разложением противника «изнутри», но, с другой — в случае огласки, были чреваты вселенским скандалом и падением престижа Японии на мировой арене (среди высших военных чинов последнее обстоятельство особенно заботило генералов Танака и Кодама). В итоге было решено временно ограничиться печатанием и распространением среди российских войск в Маньчжурии пропагандистских материалов на русском языке и продолжением попыток диверсий на Транссибирской магистрали.
Неожиданная атака корпусом генерала Штакельберга городка Хейгоутай при Сандепу (главного опорного пункта армии генерала Оку) в январе 1905 г., хотя и не привела к успеху, но выказала недоработки японской военной разведки: японское командование оказалось слабо информировано о численности войск и планах противника. Не удался и подрыв КВЖД, который в конце января пытался осуществить диверсионный отряд японских добровольцев. Поэтому в начале февраля 1905 г. генерал Нагаока приказал Акаси вновь попытаться организовать серию крупных диверсий на Сибирской магистрали.
Приказ замначальника Генштаба застал Акаси в Париже, и, не откладывая, тот переговорил по существу вновь полученного задания с кем-то из видных эсеров (предположительно, с Ф.В. Волховским). Эсеровское руководство согласилось поручить своим боевикам подрыв одного из мостов магистрали и запросило на это 60 тыс. иен. Акаси оценил операцию дешевле — в 40 тысяч, и 6 февраля направил по этому поводу запрос в Генштаб; генерал Нагаока сразу дал согласие. Однако спустя всего неделю, 12 февраля, Акаси, как мы уже знаем, уведомил Генштаб о том, что диверсии на Транссибе целесообразно отложить. При этом полковник, вероятно, опасался нанести ущерб планируемому вооруженному восстанию — во-первых, не хотел распылять силы его участников, а во-вторых, понимал, что приостановка железнодорожного сообщения способна затруднить связь между ними>{67}. Токио ничего другого не оставалось, как согласиться с доводами Акаси. Таким образом, и вторая попытка остановить движение на Сибирской железнодорожной магистрали не увенчалась успехом. В 1904-1905 гг. Токио в общей сложности истратил на эти неудавшиеся диверсии более 70 тыс. иен, или 200 млн. современных рублей.
Ответ МИДа и Генштаба
Политический «ястреб» Комура с самого начала был настроен против начинаний Акаси, направленных на негласное финансирования русских революционеров. Во-первых, он видел в них потенциальную угрозу международному авторитету Токио, а во-вторых, не был уверен в эффективности этих трат («пока я не получал доказательств, имели ли эти субсидии какой-либо эффект, или нет», — заметил он в одной из январских депеш на имя Акизуки). Комура дальновидно полагал, что известия о тайном финансировании Японией социалистического движения в России могут вызвать большую озабоченность в мире и резкий протест со стороны не только Германии и Австрии, непосредственно втянутых в решение «польской проблемы», но и других великих держав. В свою очередь, антияпонские настроения западного сообщества могли серьезно осложнить для Токио ведение будущих мирных переговоров. В общем, с точки зрения Комура, начинания Акаси и Акизуки при гадательности выгод потенциально содержали в себе большую опасность для национальных интересов Японии.
По всем этим соображениям Комура давно и сознательно отстранился от них. В итоге деятельность Акаси, имея непосредственное отношение к вопросам внешней политики, целиком перешла в компетенцию токийского генералитета. Но Комура не собирался сдаваться и сидеть сложа руки. С конца января 1905 г. его ведомство, под предлогом более тщательного ознакомления с внутриполитической ситуацией в России, начало собирать информацию, которая могла бы дезавуировать оптимизм Акаси и скомпрометировать его подручных-революционеров в глазах высшего военного руководства страны. И такая информация не заставила себя ждать. Главным источником нужных Комура сведений выступил Макино Нобуаки, японский посланник в Вене, оценки которым текущего состояния революционного движения в России и прогнозы его развития разительно отличались от шедших из Стокгольма и Парижа.
