Японский ковчег - [88]
– Вы уж не обессудьте, господин Мияма, – начал усатый лидер Союза левых сил, смакуя свой изысканный вводный оборот. – Мы тут камерно, по-семейному собираемся иногда. Вот и сейчас решили вас попотчевать чем Бог послал. Конечно, человека вашего уровня нашими простецкими расейскими блюдами не удивишь, но заморскими лангустами да устрицами, извините, не балуемся. Сами знаете, под санкциями живем. Так что позвольте, как говорится, наполнить ваш сосуд.
С этими словами усач обхватил бутылку «Белуги» двумя руками и бережно нацедил Мияме из диспенсера полный фужер, который, судя по всему, предназначался для минеральной воды. Остальные восприняли слова Парщикова как команду к действию и немедленно разлили по бокалам еще две бутылки, проигнорировав стоявшие рядом хрустальные рюмки.
– Разрешите я скажу, – волнуясь, начал Антон Провальный, держа фужер за нижнюю часть ножки на весу. – Сегодня нам представился счастливый случай. Как выражаются наши друзья в Америке, лаки чанс. У нас за столом сам профессор Мияма, известный на весь мир переложениями русской классики. Человек, наводящий мосты через континенты и роющий, можно сказать, тоннели под океанскими водами. Это человек, посвятивший жизнь изучению русского духа и познанию русской, преимущественно женской, плоти. Человек-легенда, так много сделавший для сближения наших народов на уровне «корней травы». Один из столпов японской демократии. Он приехал к нам не только как посланец японской культуры, но и как вестник, готовый вострубить в рог начало Судного дня. Предлагаю тост за его драгоценное здоровье и полное взаимопонимание между нами.
– Ур-ра-а! – вполголоса проскандировали присутствующие, чокаясь с Миямой и радостно ему улыбаясь.
Все отпили по большому глотку и потянулись к закуске.
– Вот оно, признание! – ёкнуло у профессора в груди. – Все-таки русские замечательный народ – не то что холодные, не ценящие своих героев японцы. Все-таки русская либеральная интеллигенция не имеет аналогов в мире!
Подняв фужер тем же манером за хрустальную ножку (он знал, что русские так чокаются, чтобы громче звенело) Мияма растроганно произнес своим бархатистым тенором:
– Благодарю вам, господа. Мне очень приятны такие ваши обзывания. Я действительно горячий фэн русской духовитости и даже, может быть, вестник. Но это большой секрет и о нем мы будем умолчать. А сейчас позволяйте, пожалуйста, поднять тост за вашу прекрасную духовитость!
Все снова чокнулись, отхлебнули из фужеров и закусили немудреными отечественными яствами. Некоторое время за столом царило молчание, нарушаемое только мерным позвякиванием вилок и ножей о фарфор. Наконец Степан Парщиков оторвался от своего куска севрюги и, отерев салфеткой усы, обратился к японскому гостю:
– Господин Мияма, а правда ли, что в Японии читают Достоевского и любят русские песни?
– Правда, – подтвердил профессор, тщательно пережевывая кусок тамбовского окорока. – Достоевского читают и даже пишут. А песни поют. У нас поют в караоке «Катюша» и еще много разных.
– Надо же! – восхитился лидер Союза левых сил. И у нас поют!
– У нас так много общего! – с деланым оживлением заявила Инесса Фукс, видимо, ждавшая только удобного случая, чтобы вступить в беседу. – Вот я, например, обожаю суши. И сашими тоже. Особенно из тилапии.
– Что, из терапии? – не понял Мияма. Как любой японец, он не чувствовал особой разницы между звуком р и отсутствующим в его родном языке л.
– Из тилапии. Ну, это же самая лучшая японская рыба. Как дорадо!
– Очень жалко, но я их не знаю. Не имел удовольствия… В Японии эти рыбки не живут, – пожал плечами Мияма, отхлебывая из фужера. – У нас там судзуки, туна, бури, масу, сякэ[36]… Много разных, но осетра, севрюги нету. К сожалению. В Японии таких суси и сасими нет. Я думаю, тут и зарыта собака русской духовитости.
– Какая собака? – насторожился Антон Провальный? – Где она зарыта?
– Тут. В русской водке, осетре и черной икре. Это ведь традициозная закуска к водке, так?
– Так, – согласился Антон, и остальные присутствующие одобрительно закивали.
– Ну вот! – торжественно заключил Мияма. – Значит, и Лев Николаевич, и Федор Михайлович, и Антон Павлович, и Алексей Максимович, и Петр Ильич кушали икру и осетрину с водкой. Может быть, даже Николай Васильевич и Александр Сергеевич тоже. И много других. Это их единяет. Так?
– Ну, наверное, – неуверенно промычал Провальный.
– А остальные вкусы разные, так?
– Ну, наверное.
– Значит, тут она и зарыта. Тайна русской духовитости. Все великие гении в России пили водку и кушали черную икру, а также осетров горячего закопчения. Так они постепенно грузились в глубины психики и писали свои мастерписы, как говорят русские критиканы. А больше ни у кого в мире не было такой закуски к такой водке. Поэтому они такое не писали! Я давно об этом гадал, а сейчас меня обсенило. Знаете, почему в России уже так давно почти нет по-настоящему духовитых классиков, кроме вашего Чернова? Правильно! Потому что хорошие писатели в России стали бедные. На водку у них денег хватает, а на икру и осетрину уже нет. Отсюда возникает дефицит духовитости в своевременной России. И в мире. А в Японии ее вообще нет, потому что японцы пьют сакэ, а осетрину и черную икру совсем не едят. Зато они едят суси и сасими. Поэтому у японцев такой интерес к плоти, особенно к рыбной и также к женской немножко. Наверное, сырая рыба возбуждает плотоедное либидо.
Британка Руби мечтает найти могилу мужа, пропавшего без вести, покаяться в совершенном грехе и обрести мир в своей душе. Элис, оставив свою благополучную жизнь в Вашингтоне, мчится в Европу, потому что уверена: ее брат Сэм жив и скрывается под вымышленным именем. Немка Марта рискнула всем, чтобы поехать в Бельгию. Она отлично понимает, как встретят ее бывшие враги. Но где-то в бельгийской земле лежит ее старший сын, и она обязана найти его могилу… Три женщины познакомятся, три разные судьбы соединятся, чтобы узнать правду о мужчинах, которых они так любили.
Макс жил безмятежной жизнью домашнего пса. Но внезапно оказался брошенным в трущобах. Его спасительницей и надеждой стала одноглазая собака по имени Рана. Они были знакомы раньше, в прошлых жизнях. Вместе совершили зло, которому нет прощения. И теперь раз за разом эти двое встречаются, чтобы полюбить друг друга и погибнуть от руки таинственной женщины. Так же как ее жертвы, она возрождается снова и снова. Вот только ведет ее по жизни не любовь, а слепая ненависть и невыносимая боль утраты. Но похоже, в этот раз что-то пошло не так… Неужели нескончаемый цикл страданий удастся наконец прервать?
Роман «Год, год, год…» (в оригинале «Где ты был, человек божий?») был выпущен «Молодой гвардией» и получил много добрых отзывов читателей и прессы. В центре романа — образ врача, сорок лет проработавшего в маленькой сельской больнице, человека редкой душевной красоты, целиком отдавшего свою жизнь людям.
Автор – профессиональный адвокат, Председатель Коллегии адвокатов Мурадис Салимханов – продолжает повествование о трагической судьбе сельского учителя биологии, волей странных судеб оказавшегося в тюремной камере. Очутившись на воле инвалидом, он пытается строить дальнейшую жизнь, пытаясь найти оправдание своему мучителю в погонах, а вместе с тем и вселить оптимизм в своих немногочисленных знакомых. Героям книги не чужда нравственность, а также понятия чести и справедливости наряду с горским гостеприимством, когда хозяин готов погибнуть вместе с гостем, но не пойти на сделку с законниками, ставшими зачастую хуже бандитов после развала СССР. Чистота и беспредел, любовь и страх, боль и поэзия, мир и война – вот главные темы новой книги автора, знающего систему организации правосудия в России изнутри.
Однажды утром мать Деминя Гуо, нелегальная китайская иммигрантка, идет на работу в маникюрный салон и не возвращается. Деминь потерян и зол, и не понимает, как мама могла бросить его. Даже спустя много лет, когда он вырастет и станет Дэниэлом Уилкинсоном, он не сможет перестать думать о матери. И продолжит задаваться вопросом, кто он на самом деле и как ему жить. Роман о взрослении, зове крови, блуждании по миру, где каждый предоставлен сам себе, о дружбе, доверии и потребности быть любимым. Лиза Ко рассуждает о вечных беглецах, которые переходят с места на место в поисках дома, где захочется остаться. Рассказанная с двух точек зрения — сына и матери — история неидеального детства, которое играет определяющую роль в судьбе человека. Роман — финалист Национальной книжной премии, победитель PEN/Bellwether Prize и обладатель премии Барбары Кингсолвер. На русском языке публикуется впервые.