Японские сказания о войнах и мятежах - [64]
Чтобы узнать, бывали ли во времена минувшие и недавние дела, подобные нынешнему, государь изволил собрать Вступившего на Путь Правого министра Наканоин, Среднего министра Санэёси, старшего советника Корэмити из усадьбы на проспекте Оомия, управляющего покоями наследного принца Мунэёси и спросил у них, как тут быть.
— В нашей стране, с тех пор, как во времена государя Сага предали смерти Наканари[307], то рассудили: «Плохо, что мёртвого к жизни вернуть невозможно», и много лет смертная казнь не применялась. В годы Тётоку, Продолжения Добродетели[308], Средний министр князь Фудзивара-но Корэтика поразил стрелой государя-инока Кадзан. Государь тогда изображал привидение — шёл гулять по дорожке, обувал деревянную обувь-асида на высоких подставках, садился на верх глиняной ограды, надевал к этим ходулям алые хакама, сшитые длинными, чтоб доставали до самой земли, на голову набрасывал кусок ткани такого же цвета — и князь Корэтика, приняв его за настоящего призрака, выстрелил. Чиновник, толкующий законы, вынес решение: «Такая вина карается обезглавливанием. Казнить его!» — но наказание смягчили на одну ступень, заменив казнь дальней ссылкой. И после того смертных казней не было. Нельзя снова начинать карать смертью! К тому же сейчас длится время Пребывания во тьме прежнего государя. Нужно всех помирить и на этом закончить!
Так в один голос говорили государю все собравшиеся, и лишь Вступивший на Путь младший советник Синдзэй решительно произнёс:
— Думаю, это плохое решение! Написано ведь: «В трудные времена превыше всего — государь»![309] Значит это, что в трудные времена надлежит следовать приказам государя. А если сейчас мы разошлём всех этих мятежников по разным землям, то будет от этого только вред, и непременно поднимется смута. Казнить их — и делу конец!
Тут государь изволил молвить:
— Он знает, что говорит! — и всех мятежников решено было зарубить. Люди стенали о своих горестях, но поделать ничего не могли.
В двадцать пятый день обезглавили семнадцать человек Минамото, Таира и прочих.
Военачальник Левой привратной стражи пятого ранга Иэхиро, младший военачальник Правой привратной стражи Морихиро, младший военачальник Левой привратной стражи Ёрихиро, ученик Высшей школы, изучавший словесность Ясухиро — эти четверо были поручены чиновнику Судебного ведомства курандо Ёсиясу, он отвёл их на гору Ооэяма и там зарубил. Младшего чиновника Дворцового ведомства Норихиро и судью из Идзуми Нобуканэ зарубили на берегу у Шестого проспекта. Чиновника службы Срединных покоев Мицухиро отдали судье Тайра-но Санэтоси, а тот отвёл его на гору Фунаока и там зарубил. Старшего стражника Левой дворцовой охраны Токихиро поручили судье из Суо Суэдзанэ и приказали зарубить. Инок Тайра-но Тадамаса из управления конюшен, его старший сын, письмоводитель при Новом государе-иноке Нагамори, Тадацуна из управления покоев государыни, управляющий при Левом министре Масацуна, Тайра-но Куро Митамаса и четверо его сыновей — этих поручили правителю земли Харима Киёмори, который был племянником Тадамасы, и он выехал за ними. Те, в надежде сохранить жизнь, сдались сами, а Киёмори зарубил их всех. Если бы он хотел их спасти, то легко получил бы от государя прощение им, но у Киёмори с дядей не ладилось, а помимо того, хотел он подстроить так, чтобы Ёситомо пришлось зарубить отца, раз уж Киёмори управился с дядей.
После того как дядю зарубил племянник, Левому конюшему Ёситомо приказали: «Отрубить голову отцу, иноку Тамэёси!» Ёситомо не догадывался, что Киёмори нарочно так подстроил, призвал своего молочного брата Масакиё и спросил его:
— Что же делать? Киёмори уже зарубил своего дядю, и я получил вот этот приказ. Повиноваться государеву повелению и отрубить голову отцу — значит совершить один из пяти тяжких грехов! А если убоюсь греха и не выполню государев приказ — стану ослушником!
Масакиё отвечал:
— Такое случалось и в старину. Это разъясняется в «Сутре бесконечной жизни»[310]. Там говорится: «Таких, кто возжаждал трона и, желая овладеть царством, убили отцов, было восемнадцать тысяч». Вот какое множество царей убило своих отцов из личной неприязни! А с вами и вовсе по-другому — ваш отец стал врагом государя, вы получили государев приказ, и тут уж поделать нечего. Сказано: «Слово государя подобно поту. Пролившись, вспять не течёт!»[311] Раз ваш отец стал государевым врагом и смерти ему не избежать, то, чем отдавать его в руки кому-нибудь ещё, вы его тут казните, а потом истово проведёте заупокойные службы. В этом не будет такого уж ужасного греха!
— Даже слышать об этом больно. Раз так, Масакиё, сам придумай, что делать, и заруби его!
Тогда Масакиё направился к господину судье Тамэёси и сказал ему:
— Вот что передаёт вам господин правитель Симоцукэ: «В этом сражении я, Ёситомо, и Киёмори командовали государевым войском и усмирили врагов государя. Нам обоим положены бы равные награды, но родичи Киёмори наслаждаются государевыми милостями, а прочим и головы не поднять. Как будто Ёситомо вовсе и не было на свете — непостижимо это, как невозможно понять передвижения древесных жучков, и недостойно. А потому направимся в Восточные земли, за гору Асигара, и подождём, посмотрим, как пойдут дела. Масакиё будет сопровождать господина Вступившего на Путь
