Японские сказания о войнах и мятежах - [63]
Отец его Гихобо[302] отвечал:
— В цветущей юности моей я не стал правителем Муцу, а нынче, старый и слабый, я — враг государя. Вряд ли мне сопутствует удача теперь, когда я стал монахом и вступил на путь — думаешь, теперь я вдруг воспряну от немочи и верну свою жизнь? Не стану я скрываться ни дня. Сделай по моей воле — возьми других моих сыновей и скройся в Восточных землях по горам и долам. Я же пойду и сдамся Ёситомо. Вон Тадамаса, что приходится дядей Киёмори, с четверыми сыновьями приняли постриг, но Киёмори и без того спас бы им жизнь. Правитель Симоцукэ Ёситомо в награду получил должность Левого конюшего — так разве не обменяет он ту награду на жизнь единственного отца? Сдамся ему, скажу: «Сохрани мне лишь жизнь!» — и буду жить дальше. Как ты думаешь?
Те же слова говорил он и прочим своим сыновьям. Те возрадовались, и каждый с радостью отвечал:
— Да, так, верно, и есть! Если останемся с вами, то скрыться не сможем, и если не сделать так, как вы говорите, то не избежать плена ни вам, ни сыновьям вашим! А замысел ваш поможет выжить и вам, и мы тоже сможем остаться в живых!
— Раз так, Ханадзава! Спеши в столицу, встреться с правителем Симоцукэ и передай ему: «Тамэёси сейчас пребывает на этой горе. Присылай повозку и приезжай сам!»
И вот, решив так, они пошли оттуда и миновали Высокую Гору — Оотакэ, и в месте, что называлось Священный источник — Мидзунооммото, шестеро сыновей Тамэёси сказали: «Сопроводим же его до столицы напоследок!», но Тамэёси молвил:
— Скоро сюда приедут за мной. Ступайте обратно!
— Слушаемся! — отвечали они, и каждый из них стоял, смотрел, как уходит отец, и не двигался с места. Сыновняя любовь заставляла их думать в тоске: «Связь между родителями и детьми продолжается лишь в этом мире![303] Неужели больше мы его не увидим?» — так печалились они, навсегда расставаясь с отцом, и не выдержали, наперебой закричали: «Задержитесь ещё ненадолго! Нам нужно сказать вам кое о чём!»
Тамэёси молвил: «Скоро сюда приедут за мной. Ступайте обратно!» — «Слушаемся!» — отвечали сыновья, и каждый из них стоял, смотрел, как уходит отец, и не двигался с места.
— О чём это вы? — спросил отец и подошёл к ним. Нечего было сказать им, и в тоске расставанья обступили отца, обхватили его руки и ноги и могли только плакать. Им, конечно же, было так горько расстаться с ним! Если бы даже были уверены, что снова встретят его, — даже тогда расставанье было б печально. А сейчас они знали, что расстаются с ним навсегда, и их тоску словами было не выразить. Судья Тамэёси сказал:
— Истратил я все свои старческие силы в последнем бою, и жить мне осталось недолго. Неведомо мне, сколько я ещё проживу. Так хотелось увидеть, как обретёте подобающее вам место в мире, потому-то так и случилось. Хоть и пристало бы взяться за руки и вместе идти хоть через огонь, хоть по морскому дну, но если я, Тамэёси, останусь жив, то, может, смогу помочь выжить и вам, и потому сдаюсь. Не о своей жизни я пекусь. Идите, скройтесь среди деревьев и скал, и потом разузнайте, что же случится со мной. А теперь поскорее идите обратно на гору! — так приказал, и его сыновья отвечали: «Слушаемся!» — и пошли вверх по горному склону. Силой были исполнены слова Вступившего на Путь Тамэёси, но теперь сам он не смог справиться с чувствами и окликнул:
— Ёриката, Ёринага! Нужно вам кое-что сказать! — и его сыновья спустились к нему. Сказать им друг другу было нечего, и позвал он их просто из горестных чувств. Наконец, решился он и направился вниз по склону, и снова его позвали сыновья, и вновь, когда сыновья уходили, он окликал их. Не могли они оставаться вместе бесконечно, и, наконец, разошлись, он — с горы, а они — на гору.
Сыновья Тамэёси двинулись прочь от столицы. Глаза их не видели, откуда и куда идут они, и брели они, куда придётся, как волны, что катятся по широкому морю. Потеряли они ту дорогу, что ведёт к осинам у могил предков, и не знали, в какой стороне будут стелиться дымы среди мальв от их погребальных костров[304]. Сами не птицы, но познали разлуку тех четырёх птиц[305]. Не рыбы — а тосковали, подобно рыбам, одну из которых поймали на крючок. Не просыхали слёзы на глазах, и казалось, их дух блуждает далеко-далеко. Да, сколь печально, когда расстаются родители и дети!
Не осталось с Тамэёси даже двоих-троих сыновей. Шёл он один через Оохара, Сидзухара, за Курама, через Кибунэ. А тем временем Левый конюший Ёситомо услышал от посланного к нему «разноцветного» Ханадзава послание отца, взял с собой своего молочного брата Камада-но Дзиро Масакиё, втайне от других взял паланкин и поехал встречать отца, Вступившего на Путь. Так искренне радовался Ёситомо, так привечал отца, что всем на душе полегчало. А государь, узнав об этом, приказал охранять причастных к мятежу с особым усердием
