Японские легенды о чудесах - [16]

Бывший государь Кадзан[58] дважды посещал гору Сёся. Во второй раз приезжал с монахом Энгэном. Тот запечатлел Сэйку во время вечерней молитвы. Когда Энгэн отложил в сторону кисть, содрогнулись горы, затряслась земля. Испугался Кадзан, задрожали и остальные. Сэйку же сказал: «Не бойтесь. Земля трясется оттого, что рисует меня монах алчный. И еще раз трясти будет». И вправду — когда живописец работу закончил, земля и горы содрогнулись с силой. Кадзан упал и склонился перед Сэйку. Тут Сэйку почуял, что пришел его смертный час. Ушел он в свою келью и сел неподвижно, душа очистилась, и покой снизошел на него. Стал читать «Сутру лотоса», дыхание его прекратилось, и Сэйку скончался.

О святом Куватори из земли Этиго [59] («Хокэ кэнки», № 47)

Покуда святой Куватори в миру жил, мыслями был неправеден. И хоть взошли семена, посеянные в прошлых рождениях, и он обрил голову и вступил на Путь, но был глуп и к учению негоден. Только почитывал изредка «Сутру лотоса» и ничего другого знать не хотел. Но потом, собравшись для веры с силами, зло отринул. С рассвета и до заката не расставался теперь с «Сутрой лотоса», а с наступлением сумерек и до утра читал ее. Когда только вступал он на Путь, Куватори смастерил статую Великого священного Будды высотою в пять или шесть дзё. Вставал перед ней и «Сутру лотоса» читал. Поэтому люди прозвали его Святым Великого Будды. Потом стал он жить на горе Куватори. Поэтому его называли Святым Куватори.

Жил он не как люди и молился не как другие. За пятнадцать дней до полнолуния Куватори затворялся и еды не ел, а из пятнадцати дней после полнолуния ел только дней пять или шесть. Так он всегда делал, и удивительно это. Однажды взял Куватори с сотню горьких каштанов и первого дня десятой луны залез в землянку. Вышел оттуда в третьей луне на следующий год. Посмотрели, сколько у него каштанов — осталось половина.

Люди из Этиго, богатые и бедные, высокие и низкие, приходили ему поклониться, собирались, дабы сердцем просветлеть. Удивлялись они, как это святой столько дней без еды живет.

Жил тогда один смелый да удалой разбойник. И сказал он святому: «Люди все едою живы. Ежели не пить, не есть, тут и помрешь. Как же так? Ты схоронишься и не ешь и десять дней, и двадцать. Чудеса, да и только. А можешь ты так — ничего не есть и сутру читать?» Святой отвечал: «Будь по-твоему. Приходи, и сделаем, как ты того хочешь. Ничем меня не испугать». И святой удалился в уединенную хижину. Удалой разбойник дверь затворил крепко-накрепко и ушел. Святой был там три луны кряду, не ел, не пил и на волю не выглядывал. Не испражнялся, а только сутру читал не смолкая. Три луны миновало. Разбойник пришел, запор отпер, дверь отворил. Видит: святой жив-здоров, улыбается. Тогда слава Куватори еще приумножилась. Кто видел его, ладони почтительно складывал и на землю падал, дивился.

Когда же настал его смертный час, Куватори ученикам да и скажи: «Умру я тринадцатого дня этой луны. Грех великий на вас будет, ежели потащите в горы хоронить тело мое смердящее[60]. Хочу умереть, вам хлопот не причиняя». Собрал хворосту побольше, на него залез, костер запалил и сжег себя, «Сутру лотоса» читая, телом не извиваясь. Так и исчез вместе с дымом.

О монахе Коку («Хокэ кэнки», № 72)

Монах Коку родился в земле Оми[61], а жил при храме Консёдзи. Голос его был красив и чист, словно колокольчик. Коку читал «Сутру лотоса» и подвижничал долгие годы.

Муж по имени Хиракими служил по военному ведомству. Он приходился близким родственником мятежнику Масакадо[62] и отличался нравом злым и жестоким. Он привязался к Коку и оставил его жить в своем доме.

Только прошло сколько-то лет, и он обвинил монаха в сожительстве со своей женой. Ему так ложно донес слуга. Услышав его слова, Хиракими возненавидел монаха и задумал месть. Схватил Коку и потащил его далеко в горы. Скрутив его, привязал к дереву и велел выпустить стрелу ему в живот, а она ударилась о тело, согнулась и упала на землю. Монах же разом догадался: судьба его такова, что напрасно должен он претерпеть, и стал тогда читать «Сутру лотоса» зычно и с достоинством. Стреляли раз пять или шесть, но стрелы все гнулись и падали. Поначалу стрелял слуга, а потом Хиракими взял лук сам, да только со всеми стрелами случилось то же, что и с первой. Всего же он выпустил двадцать девять стрел — и все без толку.

Тут оторопь взяла Хиракими, развязал он монаха и стал молить о прощении: «Грех великий взял я на душу и зряшно глумился над тобой, святым. Отныне не задумаю я против тебя дурное» — так он каялся и плакал. Потом они возвратились домой.

В ту ночь Хиракими привиделся во сне бодхисаттва Фугэн в золотых одеждах и верхом на белом слоне. У бодхисаттвы из живота торчали стрелы. Хиракими спросил: «Отчего живот твой утыкан стрелами?» Бодхисаттва отвечал: «Вчера ты ни за что ни про что хотел убить монаха. Вместо него я подставил свое тело стрелам».

Хиракими проснулся трепещущим от страха. Пошел к Коку, заплакал и покаялся, потом рассказал обо всем слуге. Минуло дня два или же три, и монах в глубоком отрешении от мира, читая сутру и молясь, ночью навсегда покинул дом. Бодхисаттва Фугэн сказал Хиракими во сне: «Эти годы ты совершал мне приношения. Благодеяние должно бы спасти тебя, да только ты хотел подло убить меня. Будда глаголет: “Видишь зло — удались скорее, видишь добро — скорее приблизься". Поэтому я и ухожу отсюда и навечно пребуду от тебя вдалеке».