Японские легенды о чудесах - [17]

Хиракими испугался сна. Пошел к монаху, а он ушел неизвестно куда. Хиракими плакал и горевал отчаянно.

О монахе Сайэне («Хокэ кэнки», № 75)

Сайэн был монахом в храме Тодзи[63], а родился он в земле Суо[64]. С детских лет читал он «Сутру лотоса» и от своего обычая не отступался. Достигнув зрелых лет, вернулся на родину и поселился в горном храме Мии, что в округе Куга. Статуя Каннон из того храма славилась чудесами. Сайэн сколько-то лет прожил в храме, проводя дни в чтении «Сутры лотоса», совершая приношения благовониями и цветами.

Случилось так, что выпал глубокий снег, многие дни люди не могли добраться до храма, и Сайэн чуть не умер с голоду. Но он читал «Сутру лотоса», страдания превозмогая. Как-то утром Сайэн выглянул в сад — там валялась туша оленя, задранного волком. Монах отрезал кусок мяса и съел его, продлив тем самым свою жизнь. Принес на алтарь цветы и продолжал читать «Сутру лотоса».

Прошло дня два или три. Сайэн готовил оленину. Из села пришел некий муж, и монах застыдился, что он ест скоромное. Человек тот заглянул в котел — там варились дубовые поленья. Гость удивился и спросил, зачем монаху это. Монах же подумал: «Не бывало еще такого, чтобы мясо превращалось в деревяшку». И рассказал все как есть. Селянин закричал от радости, расчувствовался и сказал: «Сострадание Каннон и сила молитвы сотворили чудо сие».

Монах между тем взглянул на статую Каннон: бок у нее разодран и из него вырван кусок. Тогда его осенило: ведь Каннон превратила себя в оленя, дабы накормить его. Посмотрел монах на Каннон и еще более укрепился в вере, все свои силы без остатка отдав молитве Каннон и чтению «Сутры лотоса». Сайэн много еще сотворил чудес — обо всех и не рассказать.

О святом Дзога с горы Тоно («Хокэ кэнки», № 82)

Святой Дзога родился в стольном граде Хэйане. Немного времени прошло с тех пор, как он появился на свет, а родители уже отправились по делам в Бандо. Укрепили на лошади нечто вроде паланкина, посадили в него кормилицу с младенцем, да так и путешествовали. Родители с кормилицей ехали впереди поезда. Уже сгустились сумерки. Кормилица возьми да и засни. Младенец с рук и скатился. Проехали уже немало. Кормилица глаза открыла — младенца нет как нет. Испугалась, ужаснулась, отцу с матерью сказала. Родители ее слова услышали, в голос закричали, заплакали: «Многие коровы, лошади и люди прошли по той дороге и, верно, затоптали насмерть нашего сыночка. Однако же хотим его увидеть хотя бы и мертвым и потому возвращаемся».

Поехали обратно. Видят — сын их лежит в ложбинке на камне посреди пыльной и узкой дороги. Лежит да в небо глядит, улыбается без заботы. Грязь к нему не пристала, на тельце — ни царапинки. Родители, кормилица и люди чужие младенца на руки брали, не могли надивиться. В ту ночь видели отец с матерью во сне: камень в пыли, а на нем подушка, каменьями расшитая, одежды небесные постелены. Поверх них младенец сидит, а по четырем углам стоят отроки небесные, ладони сложили благоговейно, приговаривают: «Родился ты изо рта Будды, и оттого защитили мы тебя». Родители глаза открыли, не могли чудесам тем надивиться, а любви их родительской еще больше прибыло.

Мальчику минуло четыре года, когда он заговорил впервые. Сказал родителям: «Должен я на гору Хиэй подняться, “Сутру лотоса" читать, учиться дорогой Великой Колесницы идти, дабы дела святые перерыва не знали». Сказал так — и снова молчок. Отец с матерью очень тому удивились — отчего это сын их такое сказал? Может, дух в него вселился? Так они гадали, дрожа от страха. И видела добрая матушка во сне: держит она сына на руках и кормит грудью. Глядь — а он вдруг обернулся монахом взрослым лет за тридцать, в руках сутру держит. Рядом мудрец стоит, отцу с матерью говорит: «Бояться нечего. Судьба сына вашего такова — быть ему святым». Проснулась мать, и паче прежнего уверовали они в сына.

Когда Дзога минуло десять лет, он взошел на гору Хиэй. Его взял в ученики настоятель школы Опоры Неба[65] наместник Дзикэй. С тщанием читал Дзога «Сутру лотоса», с усердием вникая в истины явленные и сокрытые[66]. Преуспел он в созерцании, учение Великой Колесницы постигнул. С толком спрашивал, с толком и отвечал, словно Касэн[67] в последние дни свои. Просветление и озарение приходили к нему, словно Кусё[68] был ему отцом. Каждодневно без изъятия прочитывал он по разу «Сутру лотоса» и три раза на дню в грехах каялся. Молитвы творил частые, как того предписывает Учение явное и Учение тайное. Людей наставлять не любил, славу с выгодой отринул. Одно у него было желание — от мира убежать и спрятаться.

Прежний государь Рэйдзэй[69] призвал Дзога к себе и велел ему молитвы читать оберегающие, а тот стал речи говорить безумные, телом двигать по-мерзкому, да так и ушел. Мать государя почтительно позвала его к себе, желая, дабы он был ее духовным наставником. Дзога же к ней вошел, стал ругаться словами непристойными, да так и ушел. Вот так силами всеми Дзога от мира отвращался.

Людную гору Хиэй покинув[70], от цветущей столицы подальше держась, взошел на гору Тоно, затворился там от глаз людских. Заповедей держался, помощи не искал. Так провел Дзога многие годы, четыре раза в году покаяние себе устраивал, на котором «Сутру лотоса» читал. Однажды явились ему во сне Хуэй-сы и Чжи-и