Япония в годы войны (записки очевидца) - [50]

Среди религиозных верований в годы минувшей войны особое место принадлежало синтоизму («синто» — путь богов). Религия возникла на ранней ступени родового строя и пережила наряду с буддизмом и конфуцианством несколько подъемов и спадов.

Со времени революции Мэйдзи (1868 г.) синтоизм утвердился в качестве государственной религии. Особенно пагубную роль синтоизм сыграл в новейшей истории Японии, способствуя милитаризации страны, насаждению националистических и расистских теорий об исключительности японской нации. Это была одна из идеологических основ японского милитаризма и агрессии, источник фанатизма и мракобесия. Произошло слияние политики и религии, государство во главе с императором обрело теократический характер.

Автор этих строк, как и любой посетивший Японию иностранец, поражался обилию храмов и их служителей, количеству верующих, разнообразию религиозных групп и сект, множеству обрядов и праздников. Токио, древние столицы Японии – Киото, Нара, Камакура, а также религиозные центры в прошлом – Никко и Исэ представляли собой скопище синтоистских и буддийских храмов с сонмом настоятелей и священников.

Японские храмы красивы по своей архитектуре. Основная часть здания и входные ворота (тории) строились из цельных стволов бука и секвойи, способных сохраняться веками. Крыши пагод делались из разноцветной черепицы. Храмы возводились лучшими мастерами и художниками без единого гвоздя. Такие храмы, как «Мэйдзи дзингу», «Ясукуни дзиндзя» и многие храмы Киото, Нара, и поныне являются шедеврами древнего архитектурного искусства. Храмы обычно строились на высоких холмах, чтобы их можно было видеть издалека. В подавляющем большинстве они окружены зеленью парков, утопающих весной в цветах сакуры, а осенью – в багряном разноцветий кленов, ясеней, декоративных кустарников. При каждом храме обязательно есть обнесенный узорчатой стеной участок или дворик с аккуратно выложенной и всегда чистой дорожкой, часовенками, небольшими прудами и мостами-переходами, карликовыми деревцами. Все в идеальном порядке, ласкает взор и слух верующего, порождает у него чувство благоговения, тем более что именно здесь зачастую погребены его предки. Очень часто крошечный дворик рядом с жилищем японца также оформлен по образцу двора какого-нибудь знаменитого храма, с теми же религиозными атрибутами, только в миниатюре.

По иронии судьбы несколько храмов располагалось неподалеку от советского посольства, а один из них даже соприкасался с посольским забором. Не вторгаясь в запретную обитель храма, мы иной раз из окон консульства наблюдали за тем, что делали священники (каннуси) и как выполнялись храмовые ритуалы. Можно было видеть, как вереницей брели в храм верующие и, проведя там несколько часов, прослушав молитвы и проповеди, возвращались, молчаливые и опустошенные, к своим очагам.

В Японии поклонение предкам – одна из самых глубоких, многовековых традиций. Она овеяна священными канонами религии, искусно культивируется мифологией. В величайшем смирении встречала в годы войны японская мать весть о гибели сына и мужа; умело скрывая обуревавшие ее чувства смятения и душевной скорби, принимала японская семья урну с прахом погибшего родственника. А поезда безостановочно везли и везли новые тысячи белых матерчатых ящичков с надписью «прах героя». В доме урна устанавливалась в почетном углу комнаты. Каждый день начинался с того, что мать первой подходила к возвышению с урной, чтобы взглянуть на портрет сына, расправить обрамлявшие его ленты и цветы, привести в порядок дароприношения, зажечь курильницы с благовониями.

Молча присаживалась она перед прахом горячо любимого, может быть, даже единственного сына, и боролись в сердце матери два чувства: любовь к сыну и ненависть к смерти, отнявшей его в расцвете лет. Но синтоистская религия – «мудрая наставница»: она благословила нацию на войну, отняла сына у матери во имя чуждой для нее войны, она и научит, как надо пережить это горе. Устами синтоистского священника она объяснит матери, что ее сын погиб как герой и причислен к лику богов. Небольшое, но все-таки утешение японской матери.

Как бы ни были устойчивы обычаи и традиции народа, но и они в трагических условиях войны претерпевали вынужденные изменения. В связи с непрекращающимся ухудшением обстановки на фронтах потери японской армии продолжали катастрофически расти. Увеличилась также смертность от голода и болезней, особенно когда началась массовая эвакуация населения из больших городов. Аппарат учета погибших и захоронения явно не справлялся с резко возросшим объемом работы. В морских сражениях на Соломоновых островах и у острова Мидуэй, в заливе Лейте и в борьбе за Окинаву японский флот лишился не отдельных экипажей, а целых соединений. С началом воздушных бомбардировок городов жертвы войны в самой Японии уже достигали многих сотен тысяч. Поэтому составить точное представление о потерях, тем более организовать традиционное захоронение и отправку урн по месту жительства погибших почти не представлялось возможным. Военные власти ограничивались только письменным извещением родственников. Непрерывной вереницей двигались японские семьи в «День памяти предков» к синтоистскому храму в Токио «Ясукуни дзиндзя» – усыпальнице миллионов жертв войны. Подолгу в молитве стояли люди перед воротами и главным алтарем, доставали из пруда деревянными ковшами «священную» воду и бросали туда монеты.