Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3. Пьесы и киносценарии - [4]

Рудой. Здравствуйте.

Венгер. Доброго здоровья, товарищ Адер. Нам очень обидно, что вы к нам не обратились. Вы же знали к нам дорогу.

Франц. Вы хотите арестовать меня, мадам Венгер?

Венгер. До вашего бегства вы иначе обращались ко мне, товарищ Франц.

Франц. Тогда вы были секретарем партии, а сейчас вы приехали, чтобы забрать меня в тюрьму.

Венгер (улыбается). Вы ошибаетесь. Мы не будем вас задерживать. Но зачем же идти пешком? С больным Хейманом? Там на завод пришла его дочь, спрашивает, где он. Нельзя рисковать его жизнью.

Рудой. Очень прицельный спец. Говорил, что не давали ему работать. Удирают в Германию.

Венгер. Они бегут просто в степь. Я понимаю это, как отчаяние. Это истерика, товарищи. А может, и провокация. Я приехала вмешаться в это дело. Товарищ Адер, давайте возвратимся дрезиной назад, больного необходимо немедленно отправить в больницу. А сами вы затем поступите так, как вам угодно. Только нормальным путем.

Рудой. Он боится.

Франц (запальчиво). Я вас не боюсь! Я чужой подданный! Под этим проклятым небом вы чините насилие!

Венгер. Я хочу спасти жизнь человека. Жизнь честного специалиста.

Франц. Вы ругаетесь? Вы обвиняете меня в нечестности? А это честность, когда меня заставляют покрывать тупость ваших людей? Это — честность, когда меня толкают против моей профессиональной этики? У меня одна жизнь, и я не хочу ее позорить. Я приехал работать честно!

Венгер. Товарищ Адер, тут, в степи, без фактов, нам очень тяжело говорить. Для этого нужны компетентные люди, спокойные чувства. Мы вас выслушаем, и вы нас выслушаете, мы посоветуемся вместе — работать вам дальше или уезжать домой.

Франц (нервно). Поздно вы спохватились, Венгер. Я нервы себе вымотал с вашими людьми. Спать, зевать, портить машины — это они умеют. От инженера и до чернорабочего — ходят сонные и мечтают. Я еще в гимназии перестал мечтать. Я обвиняю ваших инженеров, ваших рабочих, я обвиняю вас — тут, в этой бешеной степи!.

Венгер. Я спокойно стою перед вашими обвинениями. Я готова их услышать, но в другом месте — на заводе, среди рабочих.

Франц. Я пройду ее насквозь — эту степь! Мне незачем возвращаться на завод. У меня было достаточно времени для разговоров.

Венгер. Мне кажется, что отец вашей невесты заслуживает большего внимания с вашей стороны. Он лежит без сознания, и я приехала спасти его.

Рудой. Товарищ специалист, я, возможно, малость погорячился. Я не знал, что вы такой нервный. Мы привыкли по-простому: рубить все в глаза — и ладно.

Франц (через силу). Я подчиняюсь неизбежности. Вы должны дать мне слово…

Венгер. Вы как ребенок, товарищ Адер! Вы хотите пешком дойти до узловой станции! Заводская железная дорога вам не нравится? Вы боитесь рабочих? Вы сразу так и говорите.

Франц (устало). Мне очень тяжело, Венгер…

Венгер (высоким голосом). А нам не тяжело от вашего поступка?! Мы забираем больного с собой, а вы поступайте, как знаете…

Хейман стонет.

Венгер. Вот!

С дрезины соскакивает рабочий. Энергично подходят к больному, несут к дрезине. Франц, не слеша, трогается за ними. Свирепствует ветер.

IV СЦЕНА

Сборочный цех паровозостроительного завода. Под паровозом — несколько людей. Паровоз еще голый, без колес, стоит над канавой, как это делается на заводах. Возле паровоза бригадиры — Седой и Гвардия. Седой — в железных окулярах, низенький. Гвардия — высокий, худощавый. Виден угол станка, за которым работает рабочий в матроске. Мостовой кран подвозит детали. Работают точно, быстро, весело. Грохочет цех.

Седой (работает). Вчера я пересадил свою пальму. Ту, которую в прошлом году привез из Сухуми. Когда был в доме отдыха. Называется „Кентия Кентербери“. Происходит с острова лорда Говей в Великом, или Тихом, океане. Вот красота!

Гвардия (вылезает из-под паровоза). А землю какую она любит?

Седой. Обыкновенную! Только чтобы не пересушивать и несильно поливать. Немного солнца.

Гвардия. А листики длинные?

Седой. Дюймов на восемь. Красота!

Гвардия. Я, брат, свои китайские розы давно пересадил. Землю составил, как в аптеке. И ношусь с ними, чтобы они подольше были на солнце. Приятное растение. Особенно тот куст, который цветет красным, как огонь, цветом.

Кран подвозит детали.

Седой (лезет под паровоз). Я — когда-то — в молодости — рыбой — занимался. — Часами — сидел — возле — аквариума. — Вот — красота — была.

Подходит рабочий в матроске.

Рабочий. Граждане ударники, паровоз замерзнет от вашей работы.

Гвардия. А ты почему ушел от станка? Мало тебе брака?

Рабочий. У меня автомат. Загнал стружку и гуляй.

Гвардия. А брак в землю прячь?

Рабочий. Не бойся. Я ударник лучше тебя. Ты еще никакого премия не имеешь, а мой портрет уже в газете.

Седой (из-под паровоза). Газета выдержала?

Гвардия. Ну, иди уж к станку, ударник! А то снова положишь резец точить да деталь закапывать.

Рабочий. Ты не задирайся. Я настоящий ударник, значит должен и за вами следить. Ударная работа у вас, стариков? Один только смрад.

Гвардия (спокойно). Высказался? Теперь иди работай. Выполняй, как мы, старики, план. Только бракованных деталей в землю не закапывай.

Рабочий вдруг побежал к станку.

Седой (работает ключом). Молодой. Угомонится. А мы девятьсот пятый год еще знаем. Помнишь, как мы дробовики налаживали? А потом ковали железные ежи, чтобы бросать под ноги казачьим коням? Кони бесятся, падают. Красота! Молодой! Угомонится…