Ядерная весна - [43]

С небес на него пролился яркий свет, и стало ясно: началось.

Пока вроде бы все было очень хорошо. Он чувствовал, что появляется связь между ним и остальным человечеством. Его тело стало проводником, сейчас они почувствуют и прозреют. В воображении Вали это все представлялось так, будто паутина постепенно охватывает весь мир. Скоро пойдет ток, польется истина по проводам, человечество шагнет к новому этапу жизни. Человечество пройдет через ворота, как же он был возбужден, пройдет через ворота в новую жизнь. Пора.

Восторг Вали все набирал обороты. Набирал и набирал обороты, Валя думал, что он лопнет от вдохновения, но до сих пор ничего не произошло. Свет с неба погас.

Вдруг Валя снова почувствовал волю над своим телом. Он уже подустал, тело ныло. Это все сопровождается неслабой физической нагрузкой.

Валя снова присел, свесив ноги, и допил остатки пива. Он закурил и, держа сигарету в руке, смотрел на свет от нимба, который на руку падал. Свет как будто был менее ярким, чем некоторое время назад.

И тут Валя понял. Он понял, и сердце упало: НИЧЕГО НЕ БУДЕТ. Человечество в отрубе. Человечество не выходит на связь, потому что человечество СМОТРИТ ФУТБОЛ. Именно сейчас.

Когда он это понял, нимб потух. Потух, а потом упал ему на голову и полетел дальше вниз. Крылья тоже отвалились.

В десять часов утра, в воскресенье, электромонтер Валя, сильно потрепанный и уставший, в черных штанах с полосочками посредине штанин и с петельками, зацепляющимися за ступни, в короткой хлопчатобумажной майке с двумя большими дырками на спине и в домашних тапочках, но, тем не менее, все еще очень хорошо выглядящий, зашел в ларек напротив своего дома.

– Привет, Наташа, дай мне три бутылки пива. Жигулевского. И пачку «Балканки».

Наташа внимательно смотрела на Валю, думая, что хочет выйти из-за прилавка и пойти с ним. Но она спросила:

– Что это с тобой сегодня?

– Праздновал день святого электромонтера, – усмехнулся Валя.

Наташа смотрела на него очень удивленно и внимательно. Он смотрел на нее внимательно и думал, что хочет, чтобы она вышла из-за прилавка и пошла с ним. Она была сегодня не такая какая-то. Не такая в самую лучшую сторону. Блин, подумал Валя, блин.

Наташа сказала медленно, все еще сохраняя удивление на лице:

– А я думала, вчера был день святого бухгалтера. Мне не хотелось называть его днем святой ларечницы.

Блин, думал Валя, блин.

Наташа все сильнее хотела выйти из-за прилавка и пойти с ним.

Валя думал, что это все так и должно быть, всегда все так и должно было, что теперь все встанет на свои места. Он подумал, что есть какие-то слова, которые он должен сейчас сказать. Он сказал, не зная, те ли это слова:

– Лучше дай две бутылки вина и пачку «Винстона».

Подошли бы и любые другие слова, подумала Наташа. Она взяла вино, сигареты, вышла из-за прилавка. Валя думал, что она – и есть та самая королева для электромонтера Вали, и улыбался. Она тоже улыбалась.

Они вышли, Наташа закрыла павильон, они дальше пошли за руки.

Возле своего подъезда Валя увидел дворника с метлой в руках. Дворник был задумчив, грустно задумчив.

– Здорово, Виктор Павлович, – сказал электромонтер.

Дворник что-то пробормотал в ответ.

Валя с Наташей зашли в подъезд, а Виктор Павлович выругался, бросил метлу, огляделся по сторонам, потом сел на лавочку. Он вздохнул. Было совсем хреново. Он начал задирать штанину, и из нее вывалился хвост. Отвалился, и ничего не поделаешь.

Слонопотам и его соображения

Момент прикосновения пера ветра. Синдром утят в ванне. Бред. Мы стояли с Ниной возле нашего корпуса после занятий по режиссуре, закончившихся сегодня немного раньше. Я Нину обнял и поцеловал, и она слегка отстранилась, дескать, стесняется. Она младше меня на два года, только школу закончила. И есть в ней что-то детское. А у меня ни разу не было девушки младше меня, когда ты юн, хочется найти постарше. И еще она моя одногруппница. А я уже третий раз учился на первом курсе, на этот раз – в университете культуры.

Я собирался идти на встречу выпускников, посмотреть на одноклассников и одноклассниц, что с ними за два с лишним года случилось, с бедными.

– Ты там уж смотри мне, – сказала Нина. – Ни с кем ни-ни.

Это она мне подражает. Я ей так все время – такими словами.

– Что ты, Ниночка, – говорю, – любовь моя, и радость, и печаль моя, и крест мой, и рок. Уж не с одноклассницами ведь.

– Ну уж-уж, – и пальчиком так грозит, опять же мне подражая.

Незадолго до этого мы с Симановичем ночевали у нее в общаге. Я сказал ему, когда мы курили в туалете:

– Будешь спать на кровати головой к нашим ногам. Так вот, дергай меня за ногу, как только услышишь, что я вдруг начну приставать к Нине. Понятно? Я буду любить ее любовью светлой и чистой, а посему обязуюсь до первого нашего полового акта побывать в кожвендиспансере.

И, как только я пытался что-нибудь предпринять, дергал он меня за ногу, и ругал я себя за эту просьбу и благодарил. Потерлись мы немного с Ниной, а она вроде бы хотела, но не совсем. Будто бы не время да не место. Не знаю, была ли она девственницей, я думал, что скорее да, чем нет. И сказал тихонько: «Ладно, давай сделаем это как-нибудь потом», – и она обрадовалась, что я так сказал, и уснула. Но мне уснуть не удалось, штуковина одна такенная мешала. Сделал полезное наблюдение: когда нужно, чтобы эта шняга работала, а она не работает из-за бухла – кажется, что она маленьких-маленьких размеров. А когда не нужно, чтоб она работала, а она, соответственно, работает, кажется, что она могла бы быть и поменьше. А на следующую ночь мы опять с Симановичем остались в общаге. Этот говночист отвратительно играл на гитаре и пел Нине тупые, но забавные песни о моих похождениях. Потом я один не спал, тупо сидел при тусклом светильнике да смотрел на спящую Нину, зная, что наступит тот момент, когда я перестану видеть ее в таком свете, что-то отключится. С тех пор, как меня бросила Элина, я постоянно влюблялся и всегда ненадолго.