Яд для Моцарта - [14]

Иоганн совершенно напрасно влез в рисунок, нарушив наш с Францем единый и гармоничный облик. Его глуповатая физиономия и рыжие растрепанные вихры, маячащие на заднем фоне, здесь, безусловно, неуместны. Он представляется мне собирательным образом шубертовского окружения тех лет, свидетелем со стороны.

Смотрит он, разумеется, не в ноты – какое ему дело до музыки? – а таращится прямо на зрителя, да еще с таким ехидным видом, будто бы порицая нас: посмотрите на эту идиллию, не кажется ли вам, милостивые господа, что здесь что-то нечисто? Насколько дружескими можно счесть эти нежные объятия? Нет ли чего предосудительного в этой любви мужчины к мужчине? Не кроется ли в их отношениях какая-либо тайна?

Идиот, каких свет не видывал.

Безусловно, тайна есть, но это не имеет ровным счетом никакого отношения к тому, на что он грязно намекает. Откуда этим приземленным людишкам с их низменными мыслями и желаниями знать о том, что я испытываю к Францу?..

allegro agitato

– Внимание! Прошу минуту внимания, дорогие друзья! – высокий молодой человек с красивым сияющим лицом одним взмахом руки сотворил паузу тишины в беспрерывном потоке шумного многоголосия. – Сейчас Франц, всеми любимый Франц исполнит свою новую песню! Этот вокальный шедевр – самое впечатляющее из всего, что он написал до сего момента, поверьте мне! Пожалуйста, Франц, перестань стесняться, мы все тебя очень просим!

Молодой человек энергично зааплодировал, ободряюще улыбаясь неповоротливому, мешковатому человеку, скромно сидящему за роялем. Тот укоризненно посмотрел на него:

– Ансельм, ну зачем ты?.. Кому это интересно?

Все общество немедленно взорвалось протестом и присоединилось к просителю – зарукоплескало, зашумело и зашуршало платьями.

– Просим, просим! – басили отовсюду мужские голоса.

– Господин Шуберт, мы вас умоляем – не дайте нам умереть от ожидания и нетерпения! – легкими птичками взлетали голоса дам.

Шуберт, который терпеть не мог излишних упрашиваний, тут же сдался и сел за инструмент. На пюпитре невесть откуда появились рукописные листы с аккуратно написанным нотным текстом.

– Спасибо, Ансельм. «Лесной царь», – негромко объявил он. – Только на этот раз это не песня, а скорее баллада.

Все поспешно расселись по местам. Выждав, когда стихнет скрежет передвигаемых стульев, сопровождаемый покашливанием и быстрым перешептыванием отдельных лиц, Шуберт поднял над клавиатурой руки, и зазвучала музыка – прекрасная и совершенная.

Музыка заполнила собой все пространство, заставив каждого, кто находился в комнате, окаменеть, превратиться в слух и напрочь позабыть о собственном существовании и о потребности в дыхании, не говоря уже о движении и общении. Шуберт был хорошим исполнителем, хотя сам себя таковым не считал и всякий раз искренне стеснялся петь. Зато друзьям, имеющим профессиональную вокальную подготовку, аккомпанировал весьма охотно и с удовольствием.

Но в этот раз произведение было никому из певцов неизвестно, поскольку было записано буквально за несколько часов накануне вечеринки, а петь с листа вещи подобной сложности не рисковал даже наиболее талантливый Фогль. Посему пришлось автору одному мучиться с собственным творением.

Впрочем, это удавалось Шуберту без особого труда. В нем, несомненно, пропадал талант актера: он исхитрялся в одиночку исполнить все три вокальные партии, меняя интонацию и поочередно выступая за Лесного царя, искушаемого Младенца и его недогадливого Отца, причем под собственное же сопровождение.

Завсегдатаи шубертиад внимали каждому звуку, вылетающему из-под проворных пальцев композитора. Но по окончании произведения реакция слушателей могла быть разной, неоднозначной и чаще всего непредсказуемой. Композитор обычно волновался, а в этот вечер – особенно.

«Зачем же Ансельм так расхвалил «Лесного царя» перед его исполнением! – с досадой думал Шуберт, доигрывая произведение. – Теперь все посчитают себя обманутыми в ожиданиях, поскольку музыка баллады далеко не идеальна, и шедевром ее никак нельзя назвать».

Прозвучал последний аккорд. Шуберт снял руки с клавиатуры, повернулся к слушателям и произнес:

– Ну вот, это и есть моя новая баллада. А теперь можете высказывать свое мнение. Пожалуйста, не сдерживайте себя. Ну, ругайтесь же!

Предложение прозвучало подбадривающе, в мягких добродушных тонах. Шуберт предпочитал отшучиваться и воспринимать критику с юмором, вместо того чтобы реагировать на все сказанное в его адрес с полной серьезностью.

Публика замерла в опасении нарушить паузу неправильно выбранным для характеристики и оценки словом.

– Это превосходно, Франц! – первым решился Штадлер, один из многочисленных друзей автора только что умолкнувшей музыки. – Великолепно! Можешь не сомневаться – эту вещь издатели оторвут у тебя с руками и ногами, как только ты появишься пред ними с рукописью!

Публика одобряюще зашумела, со всех сторон слышались похвалы в адрес композитора и восторги по поводу музыки. С кресла вскочил проворный молодой человек, хозяин дома сегодняшней шубертиады, и подбежал к смущенному Шуберту:

– Франц! Это непременно должно быть исполнено в концертном зале! Нужно как-нибудь устроить публичное прослушивание твоих чудесных вещей!