Яд Борджиа - [43]

– Старые развалины почти заполнились массой народа, – сказал Цезарь, с удовлетворением осматривая толпы народа, покрывавшие дорогу от реки до городских стен.

– К сожалению, они невероятно скупы и не хотят ничего пожертвовать в возврат расточительной благотворительности святого отца, – уныло возразил хищный министр.

– Вот как? – механически произнес Цезарь, очевидно, занятый своими мыслями.

Датарий оправился теперь от испуга, и начал хохотать, будто вспомнил что-то очень смешное.

– Вот вы удивитесь, благородный господин, когда увидите лиссабонского кардинала. Он, изо всей святой коллегии больше всех любивший пышность, ходит теперь без свиты и почти в лохмотьях. Послушайте, как это случилось. Он думал, что уже близок к смерти и, чтобы не оставить своих богатств церкви, роздал всё своим родным и слугам. Но небо услышало их лицемерные молитвы и в наказание за его обман послало ему исцеление. Между тем, неблагодарные негодяи из всех его сокровищ не захотели подать ему даже милостыню, и теперь он – нищий. Это – яркий пример для тех, кто думает обмануть святую сокровищницу!

Перед взорами возвращающегося полководца развертывалось великолепное зрелище. Река была покрыта раззолоченными гондолами, которые своими разукрашенными носами, пестрыми знаменами и расписными килями тешили взор на золотистых волнах. Над мостом возвышалась триумфальная арка, сооруженная из лавровых ветвей, копий и труб. Здесь собрались знатные особы, назначенные для встречи герцога, кардиналы в красных мантиях, верхом на мулах, римские дворяне, из менее знатных фамилий, в блестящем вооружении и ярких плащах, прелаты в священническом облачении, многочисленные слуги, пажи и лакеи в великолепных ливреях. Все это было окружено рядами испанской папской гвардии. По ту сторону моста вся дорога была усеяна движущимися во все стороны толпами народа. То были дворяне со своими вооруженными приближенными, послы чужестранных государств, с национальными знаменами, в сопровождении герольдов и блестящей свиты, городские цехи со значками, префект города Рима с белым знаменем, а со всех сторон на стенах, на выступах холмов, находилось бесчисленное множество простых зрителей.

Герцог едва успел бросить беглый взор на эти приготовления, как к нему подъехали Паоло Орсини с сиром Реджинальдом и дон Мигуэль.

– Вителлоццо просит извинить, герцог, – нерешительно сказал Паоло. – Он не решается кому бы то ни было передать командование своими варварами.

– О, он все еще не доверяет нам? – печально спросил Цезарь. – Неужели нет средств, которыми можно было бы убедить его в нашей искренности? Мы будем тогда просить его ехать в город впереди нас и поселиться вблизи дворца Колонна, так как не желаем никакой другой охраны, кроме его храбрых варваров. Идите, дорогой Паоло, и скажите ему это!

– Так значит дворец Колонна конфискован? – смущенно спросил Паоло, хотя это известие говорило о полном разорении фамилии, с которой его род так долго вел упорную войну.

– Полагаешь ли ты, брат, что было бы умно оставить гнездо, когда истреблены осы? – возразил Цезарь. – А где благородный иоаннит? Ему следовало бы разделить с нами эту пышную встречу.

– Он остался далеко в арьергарде, чтобы на свободе отдаться своим мрачным мыслям, – угрюмо ответил Паоло, и после краткого раздумья поспешно отправился к Вителли.

– Могу ли я просить вас, благородный английский рыцарь, возвестить о нашем прибытии нашим друзьям на мосту? – с такой утонченной вежливостью промолвил Цезарь, что сир Реджинальд не мог отказаться и, хотя и с неудовольствием, исполнил обязанности герольда, поскакал к мосту. – О, мой Никколо, не беспокойся, когда-нибудь я отомщу за твоих республиканцев! – прошептал Цезарь, и в его глазах засветилось так долго подавляемое бешенство.

– Может быть, ваша светлость прикажет разбить палатку, чтобы ради этих торжеств одеть какой-нибудь блестящий костюм? – спросил Мигуэлото.

– Не знаю, какой из моих нарядов мог бы выделиться среди этого пурпура и блеска, – сказал герцог. – Чтобы здесь быть замеченным, надо одеться попроще. Я одену свое самое плохое платье – черный шелковый камзол. Тот самый камзол, который был на мне на похоронах герцога Гандийского. Это – траур по брату, который заткнет болтунам их лживые рты, и все в моей свите пусть будут одеты в траурные костюмы.

Палатка была наскоро разбита в стороне от дороги. Тем временем тяжелой рысью проехали всадники Вителлоццо. Пришел ли Вителлоццо, несмотря на свое недоверие к Цезарю, к убеждению, что ему неловко отклонить его просьбу, или, может быть, именно поэтому рассеялись его опасения, но он согласился и, несколькими минутами раньше Цезаря проехал через Понте Молле.

В своем черном шелковом камзоле, украшенном лишь тяжелой золотой цепью, герцог выделялся более, чем это удалось бы ему в его самом блестящем наряде. Берега Тибра, бывшие так часто свидетелями возвращавшихся победителей, снова огласились приветственными криками. Пьетро Медичи с опущенным забралом проехал вместе с Вителлоццо в город, и по сторонам Цезаря ехали только Орсини и Макиавелли. Мигуэлото с тайным поручением был отправлен в арьергард.