Яблоко раздора. Сборник рассказов - [23]

–Сколько?

Генрих Давидович вопрошающе посмотрел, то на Вольдемара (он по части ценовой политики, пусть только не обижается, дилетант), а затем на меня, но не понял моих жестов. Ему бы со мной посоветоваться, а он поторопился избавиться от коврового шедевра и скромно произнес:

–Четыреста гривен.

А ведь мог бы запросить и пятьсот. Я уверен, что блондинка бы не устояла перед соблазном. Но, увы, он на радостях уступил ей еще десять гривен на такси. Свернул ковер, по его на спину подростку, получил деньги и гора с плеч. Пожелал покупательнице здоровья. Удачной сделкой был растроган до слез, разве что не полез к благодетельнице с поцелуями, хотя первую скрипку сыграл я. Не появись в нужное время в нужном: месте, то сих пор Генрих торчал бы с ковром на мосту под нещадными лучами майского о солнца. И в конечном итоге сбыл бы за триста гривен в убыток себе. Конечно в том, что сделка состоялась есть заслуга Вольдемара с его уникальной интуицией. Видимо, физическая немощь с лихвой компенсируется интеллектуальной– своеобразной субстанцией энергии.

–Это дело надо обмыть, иначе в следующий раз потерпишь фиаско,– напомни я Генриху, поспешно спрятавшему крупные купюры в портмоне.

–Хорошо ребята, что-нибудь сообразим, – пообещал он без особого энтузиазма. И пока шли через дорогу, направлял свои стопы в магазин “Альбина”, он вдруг ни к селу, ни к городу вспомнил яркое высказывание дамы сердца.

–Пусть лопнут от зависти те, кому мы не достались и пусть сдохнут те, кто нами пренебрег,– с пафосом изрек он.

–К чему здесь женщины? – удивился я.

–А к тому, – рассмеялся он, – что баб я вам не обещаю, а вот водкой или вином угощу. Так что будем пить?

–И то и другое, хорошую закусь, чтобы сразу не захмелеть,– заметил Вольдемар. Мы с ним раскатали губу, рассчитывал, что Генрих выставится рублей на 50 и поэтому в бодром настроении вошли в столь любезную нашему сердцу “Альбину”.

Но каково было наше разочарование, когда Генрих Давидович, совершенно проигнорировав витрину с фирменными напитками “Союз-Виктан”, “Немиров”, “Массандра” и другие, купил бутылку самого дешевого портвейна за четыре гривны. Им даже бомжи брезгуют, предпочитая “Красную шапочку”. “Может на закусь не поскупиться? Купит балычок,”– рассчитывал я, но он принес небольшой кулечек орешек в шоколаде, очень напоминавшие свежие экскременты на пыльной степной дороге.

Мы скромно, едва выдавив и себя скупую мужскую слезу, выпил за удачную сделку, закусили «овечками» и обладатель сотенных купюр, сославшись на напряженный график работы, умчался на рандеву, оставив нас, злых и голодных, в глубоких раздумьях. И когда мы, допив остатки, которые не всегда бывают сладки, собирались на выход, появился старый знакомый со своим приятели Васько Тунец. Хитрый Вольдемар, трезво оценив ситуацию, пустил слезу, поведав ему о с бедственном положении, о колоссальных затратах на лекарства и микстуры. Тунец сочувствующе кивал головой, сообщив, что и сам пережил инфаркт миокарда. После этого вальяжно расстегнул портмоне, вынул пятидесяти гривневую купюру и призадумался. Мы с приятелем затаили дыхание, Тунец спрятал 50 и подал Вольдемару 2 гривны. И на том спасибо. Раздавили бутылку водки в “Айсберге”.

Вольдемар увидел на металлической стойке большую литеру М, приставив шаг, сообщил:

– Пойду, отолью. Нет больше мочи терпеть, портвейн на пузырь давит.

– Стоять! Это же «Макдональдс» – американская харчевня быстрого обслуживания.

–Никогда бы не подумал? – удивился и расстроился приятель. – Полагал, что это платный мужской туалет.

– Потерпи еще пару минут, – велел я и проводил его на вокзал в зачуханный, но зато бесплатный туалет. Затем доставил Вольдемара на базу, а сам пешком через весь город отправился в свою обитель. Он впал в спячку, а я сел за письменный стол, предпочитая его обеденному, и написал сей рассказ.

На следующий день Генрих Давидович на радостях от удачной сделки вынес на мост ковер бельгийского производства, но поменьше размером 3х2,5 метра. Старательно развесил его на периллах. Но, похоже, что на сей раз фортуна от него отвернулась. Мимо, шмыгая синими носами и дыша перегаром, проходили, скользя по красивому орнаменту равнодушными взглядами мужики, жаждущие выпить и закусить, поскольку «трубы горели». Да и не ковром им нынче. Об этом продавец знал из собственного горького опыта, поэтому лелеял надежду на женщин. Ведь ковры, хрусталь, украшения и другие красивые вещи – это их неизменная прихоть. Достаточно вспомнить Эллочку-людоедку.

– Покупайте товар, отдаю недорого, за триста гривен! – предлагал он женщинам в тот момент, когда я появился возле моста. Вольдемар, согнувшись и опираясь на костыль, сидел на парапете. Он томился в ожидании, когда кореш сплавит ковер и по этому случаю угостит любимым портвейном, который он по своей наивности считал лучшим лекарством от инсульта, подкосившего его здоровье. Рядом бойкие женщины торговали апельсинами, лимонами, бананами и свежими огурцами. А мимо ковра потенциальные покупательницы проходили гордо с надменными улыбками.

– Ты поставь возле ковра корзину с розами в счет стоимости изделия для затравки, – предложил я Генриху Давидовичу, но он безнадежно махнул рукой. Продал он в тот день ковер или нет, мне неведомо. Но это у же другая история.