Владимир Жуков
САРКОМА
Почти документальная повесть
I. Жезл, как бита
С раннего утра Калач дважды набирал номер телефона второго секретаря райкома партии.
Длинные гудки в трубке давали понять, что хозяин кабинета отсутствует или не желает поднимать
трубку. И третья попытка, предпринятая через пятнадцать минут, не увенчалась успехом. Он
достал из внутреннего кармана кожаной куртки цветную фотографию, с которой взирало милое
лицо брюнетки с карими глазами и чувственным ртом.
«Эх, Лариса, Лариса, когда ты перестанешь меня огорчать? — прошептал он, опасаясь, что кто-то
может подслушать. — Знать бы, изменила ты мне с этим напыщенным и самоуверенным хряком
или это лишь злые сплетни? Не зря видно говорят, что красивая жена это чужая любовница,
потому что очень нелегко ей устоять от искушения и похоти. Бывают же исключения, когда
женщина красива, умна и верна своему супругу по крышку гроба».
Вячеслав Георгиевич еще несколько минут, словно под гипнозом, пристальным и недоверчивым
изучал до боли знакомые черты лица. Пытался проникнуть в мир ее мыслей, сокровенных планов
и надежд, но тщетно, поскольку не обладал способностями экстрасенса и прочих ясновидцев. С
досадой, но бережно, чтобы не помять, спрятал фото в карман. Прикурил спичкой сигарету, что
делал крайне редко, лишь в ситуациях сильного волнения, тревоги и огорчения. Бросил окурок в
тяжелую стеклянную пепельницу.
В третий раз позвонил, теперь уже в приемную райкома и, заслышав женский голос, не
представившись, строго спросил:
— Где Александр Петрович Слипчук?
—На совещании в обкоме партии, — ответила секретарь-машинистка.— Путь неблизкий, поэтому
на зорьке выехал с водителем.
— В котором часу совещание?
— В десять ноль-ноль в здании политпросвета.
— На сколько времени рассчитано?
— Я такой информацией не обладаю. У Александра Петровича в Симферополе могут быть и
другие важные партийные дела и встречи в секретариате и отделах обкома партии, — ответила
женщина. С опозданием вспомнила, что прежде, чем ответить на вопросы абонента, следует
выяснить его личность и должность. Она с нотками вины поинтересовалась:
— Представьтесь, пожалуйста. С кем имею честь?
—Руководителей района следует знать по голосам, — упрекнул он.
—Я лишь второй месяц, как работаю в этой приемной. Еще не всех…
— Тем более, — резко перебил Калач и положил трубку на рычаг. Окинув взором просторный
кабинет с длинным Т-образным столом с рядами стульев, тумбочку с гирляндой телефонных
аппаратов и цветным телевизором «Фотон» в нише книжного шкафа, Вячеслав Георгиевич
подумал: «В сталинский период перед сотрудниками НКВД первые секретари обкомов, райкомов, не говоря уже о председателях областных городских и районных исполкомов, о поселковых и
сельских, даже вспоминать не приходится, испытывали панический страх и трепет. Дрожали, как
осиновый лист на ветру. А нынче с начальниками и сотрудниками милиции мало кто считается.
По пустяковому поводу вызывают на «ковер» в обкомы, горкомы и райкомы партии, рядовые
инструктора, курирующие деятельность правоохранительных органов, возомнили себя
генералами. А прежде офицер НКВД мог накопать компромат на любого большого партийного
функционера и отправить в карьер или на лесоповал. Да были времена, когда Сталин железной
десницей управлял великой страной, а народные комиссары и министры Дзержинский,
Менжинский, Ягода, Ежов, Берия, Абакумов держали людей в «ежовых рукавицах». Жаль, что не
довелось мне в ту пору жить и кубари на петлицах носить. Передо мною бы партийные гниды
глистами бы извивались.
Это потом уже после смерти вождя свинопас Никита Хрущев, не столько из соображений
наказания за политические репрессии, в которых он сам активно участвовал, сколько из чувства
мести инкриминировал бывшему кумиру культ личности с ночным выносом тела из мавзолея. А
вот рыцарь революции, железный Феликс Дзержинский, — майор перевел взгляд на портрет,
висевший на стене, на его креслом, — как и Ленин, остался незапятнанным и ныне является
обязательным атрибутом в кабинетах начальников МВД, КГБ, прокуратуры. А его слова о
«горячем сердце, холодной голове и чистых руках чекиста» цитируют ораторы почти на каждом
совещании, посвященном борьбе с преступностью и охране общественного порядка. Однако, куда
завели меня рассуждения, экскурс в прошлое. Минул звездный час ВЧК, ГПУ и НКВД и надо
считаться с реалиями, с тем, что КПСС является руководящей и направляющей силой советского
общества. Но я никому не позволю грубо и бесцеремонно вторгаться в мою личную, семейную
жизнь».
Вячеслав Георгиевич нажал одну из кнопок на пульте селекторной связи и велел секретарю своей
приемной:
— Анжелика, завари кофе без сахара.
— Минуточку, товарищ майор, будет сделано, — пообещала она. Вскоре, миновав узкий тамбур
двери, вошла с чашечкой кофе, над которой исходил аромат, в кабинет. Ковалев кивком головы
поблагодарил сотрудницу и попросил: — Если кто-нибудь, на исключением первых лиц района,
позвонит, то ответь, что я занят, либо на выезде.
— Так точно! — по уставу ответила Анжелика. Едва за ней закрылась дверь, Вячеслав
Георгиевич, прозвенев связкой ключей, открыл дверцу стального сейфа и достал початую бутылку
