Я встану справа - [18]
Он сказал, что обыскивать доктора ему не очень удобно, и попросил, чтобы Владимир Платонович сам вынул все из карманов для осмотра, сдал документы и часы. Повздыхал. Позвонил начальнику. Начальник вначале ругался, что его разбудили, а потом разрешил поместить Шарифова не в камеру, а в какой-то пустой кабинет. Там Шарифов пробыл всю ночь, а утром в отделение пришел маленький прокурор и спросил, почему арестованный на особом положении. Однако в камеру Шарифова так и на перевели и через сутки отпустили, заставив подписаться под другой бумажкой, на бланке уже не районной, а областной прокуратуры, с заголовком «Об изменении меры пресечения».
За эти сорок часов ареста Шарифов не спал совершенно и все время пытался определить, сколько же времени прошло. Мысли от бессонницы путались, в голове все настолько смешалось и мельтешило, что он позднее не мог припомнить, о чем думал эти сорок часов. Только одно всплыло — вертелась у него там какое-то время мысль: не разбей Надя эфирницу, когда оперировали Волобуева, не было бы всего этого…
Глава шестая
БОЛЬНОЙ ВОЛОБУЕВ
Когда Шарифов согласился оперировать Семеныча, ему пришлось изрядно поломать голову над тем, кого поставить ассистентом. Без ассистента за такую резекцию приниматься не стоило. Кавелина снова хворала, а Надя уже не могла простоять трех-четырехчасовую операцию у стола, и он решился — поставил ассистентом Мишу.
Он прежде изредка брал его в помощники, если требовались лишние руки, но на третью роль только. Здесь все было серьезней, и ждать нельзя было. Все дни, что были перед этой операцией, — старика надо было поддержать все-таки, кровь перелить хоть два раза, — Шарифов не давал рентгенологу покоя. Что бы ни случилось — аппендицит или пустяковая рана, на которую нужно наложить три шва, — Владимир Платонович вызывал Мишу с приема или поднимал ночью с постели. Он заставлял его обрабатывать раны или помогать на операции, которую в другом случае сделал бы с сестрой. Раза два, когда операция был несложной, Шарифов даже менялся с Мишей местами и ставил его справа, как настоящего хирурга.
Закончив оперировать, Шарифов совал рентгенологу длинную мокрую шелковину и требовал, чтобы он учился быстро завязывать узлы, которыми перетягивают кровоточащие сосуды. В ординаторской Миша перебрасывал скользкую нить через дверную ручку и вязал узлы в мокрых резиновых перчатках, как это приходится делать на операции. У него теперь всегда были в кармане нитки, и Миша остервенело вязал узлы и за обедом, и в Доме культуры, ожидая киносеанса.
Семеныча переложили с каталки на операционный стол, и Миша начал протирать бензином кожу на его животе. Шарифов взял у Лиды стерильное полотенце, чтобы вытереть вымытые руки, а Надя стала наливать эфир в толстостенный стакан-эфирницу от наркозного аппарата.
Сладкий, приторный запах ударил в нос. Голова закружилась. Эфирница глухо треснула о кафельный пол.
В операционной сделалось душно, как под наркозной маской.
Лида охнула. Больше никто ничего не сказал. Говорить было нечего: новой эфирницы тогда нельзя было достать даже в Москве. Санитарка подбежала с тряпкой, быстро затерла лужу и понесла осколки прочь.
Шарифов спросил:
— Сможешь дать наркоз обычной маской?
— Нет, — ответила Надя. Она сидела на табурете, бледная. — Только наливать его стала — и дурно сделалось… Когда обычной маской, я и здоровая еле терплю запах. А сейчас совсем не могу.
— Придется отменить операцию. — Шарифов сказал это тихо. Сказал и, неизвестно уже для чего, машинально продолжал вытирать стерильным полотенцем руки: сначала пальцы, потом кисти, затем запястья и предплечья.
Семеныч приподнялся на столе.
— Нельзя отменять… операцию-то… — Голос был сиплый, а лицо у старика, и, так серое от болезни, стало совсем землистым. — Никак нельзя, Платоныч. Последняя надежда, Платоныч… Сколько ждал-то…
— Наркоз дать некому. Надежда Сергеевна не может. Трудно ей сейчас… Не в форме она.
Шарифов бросил полотенце в таз и протянул руку. Лида стояла и смотрела в одну точку, на инструментальный столик. Он сказал:
— Лида!..
Сестра непонимающе взглянула на руку, потом засуетилась и наконец подала салфетку, смоченную в спирте.
Протирая руки спиртом, Шарифов подошел в Семенычу.
— Давай до завтра отложим. Сейчас все заняты. А завтра кто-нибудь даст наркоз обычной маской.
Старик упрямо замотал головой:
— Нет, Платоныч. Как хочешь, нет! Хоть под местным, хоть живьем режь. Я и часа не прожду. Не уйду я со стола, Платоныч. Хоть силом, не уйду.
Шарифов кашлянул. Запах эфира все стоял в операционной.
— Смотри, дед, трудно придется.
— Один конец. Только не уйду я.
Владимир Платонович сказал, чтобы подали новокаин.
С этим пациентом Шарифова связывали особые отношения. Начинать в Белоусовке было очень трудно. Пациенты — кто чувствовал силы одолеть дорогу — требовали, чтоб их отправляли в город, за сто километров. Раисе Давыдовне доверяли. Кумашенской доверяли. Анфимскому — нет. А Шарифова не знали и относились к нему с опаской, и Семеныч был первым настоящим его пациентом.
Он появился дней через десять после того, как закончили ремонт в корпусе. Потолкался в амбулатории, на прием не пошел, долго бродил по двору. Под вечер остановил во дворе Шарифова, покряхтел, оглядел его гимнастерку, спросил:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Борис Володин — прозаик, работающий в научно-художественной литературе. В эту книгу вошли его биографический роман «Мендель», повесть «Боги и горшки» — о И. П. Павлове. Кроме того, Б. Володин — сам врач по профессии — посвятил благородному труду медиков повести «Я встану справа» и «Возьми мои сутки, Савичев!».
Борис Володин — прозаик, работающий в научно-художественной литературе. В эту книгу вошли его биографический роман «Мендель», повесть «Боги и горшки» — о И. П. Павлове. Кроме того, Б. Володин — сам врач по профессии — посвятил благородному труду медиков повести «Я встану справа» и «Возьми мои сутки, Савичев!».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.
Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.
В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.
Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.