Я видел, как живет Италия - [32]

Эрнесто побывал у всех докторов, профессоров и знахарей, какие только есть на свете. Каждый раз приговор врачей был один и тот же: «Готовься к смерти». К Паскуалине обратились, когда никаких надежд уже не оставалось, но она сказала совсем другое: «Пусть тебя оперирует профессор такой-то, и ты выздоровеешь». Тогда Эрнесто отправился в Рим. Он попал на осмотр к ассистенту, который опять сказал: «Готовься к смерти». Но механик уж решил добиться своего; он подстерег профессора при выходе из клиники и, обратившись к нему, рассказал о своих мытарствах, а в заключение сообщил:

— Меня направила Паскуалина.

Профессор широко раскрыл глаза:

— Вот оно что… Ну, если Паскуалина….

Двумя неделями позже Эрнесто, здоровый, резвый, как capretto[68], уже работал.

Но самое вкусное Луиза приберегла на десерт:

— А когда Эрнесто пошел благодарить профессора, тот отсчитал ему 50 тысяч лир, потому что он сто раз пробовал делать такую операцию, а удалась ему только одна и выжил только один такой больной — Эрнесто.

— Да, — повторяет Пиладэ с проникновенным видом, — она таки заработала денег, эта Паскуалина…

— Она не лечит, — предупреждает нас Луиза, — она не исцеляет…

— Разве что дает иногда травы.

— Или лекарства, но это бывает редко. Ее специальность — диагноз.

Конечно, нам захотелось увидеть такой человеческий механизм, у которого глаз как рентгеновский аппарат. Лилла завела провокационный разговор о своих желудочных спазмах, я ей вторил. Никто никогда не мог установить точно, чем она больна. Но наши хозяева не знали адреса Паскуалины. Впрочем, они уверяли, что в Чивитанове дорогу покажет первый встречный.

И в самом деле, не доехав с километр до этого городка, я остановился и стал расспрашивать старика, который, сидя на откосе дороги, грелся на солнце.

— Per favore[69], где живет Паскуалина?

— В белом palazzo, за железнодорожным переездом.

Палаццо оказался всего-навсего небольшим буржуазным особняком, свидетельствующим о довольстве. Нероскошный, но основательный, он стоял у дороги, опаленный солнцем. Слева от него находился довольно обширный сад, справа поле, по которому, поклевывая, бродили куры. Другое поле было напротив; по нему лениво передвигались женщины. Они подбирали колоски. Таковы владения Паскуалины.

Калитка была открыта, дверь тоже. В приемную можно войти, словно на мельницу. Старые крестьяне — он и она — сидят на краешках стульев, напротив них мужчина лет сорока, у окна сравнительно молодые муж и жена. Лилла садится, я тоже; некоторое время мы ждем. Ничего не происходит. Все молчат. По прошествии двадцати минут отворяется дверь и появляется хорошо одетый господин. До порога его провожает maga — чародейка! Ей лет пятьдесят, она не очень высока ростом, не толста, но и не очень далека от этого. Черты лица мягкие, взгляд строгий.

— Я очень устала, — говорит она, — и не знаю, смогу ли сегодня продолжать прием.

Молодая чета устраивается поудобнее, словно повторяя молча фразу Мирабо о штыках[70]. Я же завожу разговор о долгом путешествии, предпринятом из Парижа с единственной целью получить совет Паскуалины. Чета крестьян не раскрывает ртов, но, поднявшись, наступает с твердой решимостью на лице, плечом к плечу, тяжело дыша. Паскуалина с улыбкой пропускает их. Одинокий мужчина спешит успокоить нас: он всего-навсего сопровождал крестьянскую чету. Он не пришел показываться. В прошлом году Паскуалина вылечила их — его самого и его жену. Молодые тоже вступают в разговор. И они тоже бывали здесь раньше. Молодая женщина два года назад избавилась от воспаления вен, которое не смог обнаружить ни один врач. Теперь они опять обращаются к Паскуалине по поводу какого-то другого заболевания.

Я задаю вопрос, кажущийся мне вполне естественным: неужели у Паскуалины не бывает недоразумений с врачами. Итальянцы удивлены. Конечно нет! Почему бы? Напротив! Врачи, когда они не знают, как им быть, посылают больных к Паскуалине и затем безоговорочно доверяются ее диагнозу.

— У нее глаза как рентген.

Она видит даже то, чего не могут заметить рентгеновские аппараты. Какие там недоразумения, per Вассо[71]. Врачи в трудных случаях направляют больного в palazzo чародейки, а сама чародейка после осмотра направляет пациента к самому подходящему специалисту. И она никогда не ошибается. В общем, это братский обмен добрыми услугами.

Через полчаса крестьяне удаляются с радостными лицами. Паскуалина с той же застывшей грустной улыбкой приглашает молодую пару. Прием длится ровно полчаса. А мы? Захочет ли она нас принять? Ведь говорят, она выпроваживала и генералов. А однажды даже знаменитого епископа.

Слава богу, барометр показывает «ясно», и наш жребий более завиден, чем жребий епископа. Паскуалина вводит нас в свою «консультационную» — голые стены, выбеленные известью, некрашеный стол, четыре плетеных стула. Закрыв дверь, она разглядывает нас обоих как бы для того, чтобы определить, который из нас пациент. Так как случай затруднительный, Паскуалина не спешит высказываться, тяжело садится, указав нам на стулья, скрещивает руки на животе и ждет. Ее лицо выражает доброту и усталость. Ввиду того что молчание грозит никогда не закончиться, я сдаюсь первым.