Я ваш Тургенев - [3]

Кстати, зря я преуменьшал роль личности в истории, очень зря, если бы не личности, много чего сейчас не было бы… Это только ведь кажется, что иного было не дано. Не влезь Ельцин, например, на танк в 1991 году, пусть это трижды анекдот или пусть история совершила круг, не было бы у нашего героя ни уютного кабинета в престижной газете, ни наших разговоров о жизни в этом кабинете, ни его известного романа в пяти переизданиях, ни пистолета Макарова в кармане модного шерстяного пиджака, ни расцвеченной огнями реклам знаменитой площади за окном. И даже не сидел бы я сейчас на дачке в ближнем Подмосковье и не записывал бы всю эту историю на своем портативном компьютере модной марки, периодически поглядывая в окошко на пламенеющий у забора, как напоминание, куст калины.

И даже философ, несмотря на мужа-генерала, скорее всего не смогла бы издать в престижном издательстве свою книгу о Льве Толстом, где многажды упоминались и Бердяев, и Ильин, и Шестов, и Шмелев, и многие другие политические эмигранты. И, скорее всего, не сблизилась бы с ним (кому нужен какой-то непризнанный гений, а не модный писатель?), а он не описал бы их отношения в двух романах и десяти рассказах, один из которых я однажды слышал по радио «Свобода», что-то очень лирическое и со стрельбой. Как у него обычно, герой куда-то бежит, падает, отталкивая любимую от окна, в которое зачем-то стреляют с улицы, сам стреляет в ответ (из того самого пистолета?), опять куда-то бежит, петляет по закоулкам у знакомой «Маяковской»…

Все это немного напоминало Джона Ле Карре, его усталых шпионов, вернувшихся с холода, но слушать его голос (он сам читал) по радио зимней московской ночью, угадывая знакомых персонажей и даже обрывки наших с ним разговоров, было приятно, и я ему как-то сказал, что вот, мол, было приятно, слышал тут недавно ваш рассказ по вражескому радио.

А он вдруг предложил, поскольку тогда все пытался мне помогать: а не хотите ли сами что-то прочитать у них, я им позвоню? И позвонил, и, перезвонив мне, буднично (хотя в 1993 году это было что-то) сказал: они свяжутся с вами завтра утром, а вы найдите какой-нибудь небольшой законченный текст и заодно заработаете - семь немецких марок минута. И я целый вечер, как идиот, что-то лихорадочно писал, пытаясь закончить, почему-то меня не удовлетворяли те тексты, с которыми я поступал в институт, а новых после поступления все не было. (Трудно, знаете ли, сочинять, когда понимаешь, что рядом сочиняют еще 150 человек как минимум…) И когда, наконец, утром, часов в 11, у меня дома раздался звонок и приятный баритон, представившись (прозвучала известная фамилия), попросил «что-то почитать» и когда я прочитал, баритон обещал перезвонить и перезвонил-таки довольно быстро и сказал, что мне надо подъехать к ним на радио, когда мне будет удобно, для пробной записи, потому что качество телефонной связи в Москве плохое, и продиктовал адрес, который я десятки раз слышал по радио и знал почти наизусть. Я пообещал и с облегчением повесил трубку, потому что вы помните: а) был недоволен текстом, сделанным накануне, б) скорее всего, просто не мог поверить и принять такое простое развоплощение многолетнего мифа.

Помните? ВЫ СЛУШАЕТЕ РАДИО «СВОБОДА»…

И я никуда не поехал ни тогда, ни позднее, и это было, в общем, концом первой серии наших отношений; так сказать, первое действие, занавес, антракт, потому что он искренне не понял, почему я не пошел и даже удивился и обиделся немного: в чем дело? Почему, я же договорился?.. А я не стал объяснять.

По-видимому, то, что я не пошел, ему не понравилось. Это было очень похоже на обычное рас…дяйство и, собственно говоря, отчасти таковым и являлось, - ведь он же не предложил мне издать полное собрание сочинений, почему было не прочитать что-то на радио? И он стал говорить: ну что же вы не пошли, ну ладно, приносите еще заметки, хотя бы в газету, - а я не приносил, причем непонятно даже почему, как-то не писалось, что ли, а может, дух противоречия… И еще я был тогда по уши в одном романе, даже в двойном романе (что я теперь такой умный по этой части), это называется треугольник, triangle - вначале интересно, потом, причем незаметно, изматывает. Но, самое главное, на все остальное, кроме этого triangle, времени не остается.

Еще у меня тогда был один приятель-армянин, очень хороший парень, из Еревана, но искусство, это, наверное, такая штука, в нем все друзья - понятие условное. Чуть позже объясню почему.

Я познакомил его с нашим героем, у армянина был готов роман, в Армении его даже каким-то чудом напечатали, и он в 1993 году носил его по московским издательствам и еще просил деньги на издание у богатых московских армян, которые его, разумеется, кормили «завтраками», потому что эти новые богатые (неважно, кто они, армяне, русские, грузины, евреи) устроены так, что они лучше трижды пропьют эти несчастные 3-4 тысячи долларов, нужные на книгу, чем отдадут кому-то или куда-то. Впрочем, один относительно порядочный человек пару раз оплатил ему перелет Москва - Ереван и обратно, уже немало, но это было все; и я ему предложил попробовать издать его роман по-русски сначала в журнале и познакомил с нашим героем. А поскольку герой был, наверное, тогда настроен помогать молодежи и испытывал по этому поводу, как я уже сказал, всевозможные горьковские позывы, плюс все приезжие с юга очень душевные люди, в общем, вскоре они стали друзьями.