«Я в Берлине. Сидоров» - [24]

Он был членом немецкого офицерского корпуса, о членах партии отзывается со страхом и презрением. «Гитлер, — сказал он, — никогда бы не допустил в управление вермахтом сильного человека. Как только начальник штаба начинал думать самостоятельно или проявлять какую-либо инициативу, Гитлер тут же вмешивался и стирал его в порошок!» Дитмар говорил, что он часто пытался обсудить эту ситуацию с Гудерианом, но тот в ответ твердил только: «Да, да, но вы же знаете о наших затруднениях».

О Гиммлере Дитмар отозвался так: «Девяносто процентов офицеров немецкой армии считали, что Гиммлер роет могилу вермахту. А остальные десять процентов — это молодняк, фанатичные дураки, их мнение можно не брать в расчет». В подтверждение своих слов он рассказал об Арденнской операции, проведенной Гитлером. Идея, по его словам, состояла в том, чтобы перейти Маас и двигаться на север, перекрыв таким образом все пути союзникам, находящимся за рекой. Но операция была очень плохо подготовлена, а во главе Шестой танковой армии СС — на нее в основном и рассчитывали — Гитлер поставил Зеппа Дитриха, и это было крайне неудачное решение. Сопротивление союзников оказалось упорным и хорошо организованным, и сломить его немцы не смогли. И когда фон Руднштедт пришел к Гитлеру доложить об этом и высказал предположение, что сейчас следует довольствоваться тем, что есть, и не возобновлять операцию, Гитлер пришел в ярость и отправил Руднштедта в отставку, выместив на нем всю злость за ошибки своей партии. И в итоге, сказал Дитмар, мы не только проиграли эту битву, но и растратили впустую те немногие силы, которые надо было беречь, чтобы использовать их в другом месте с большей пользой.

Поражение люфтваффе Дитмар также объясняет плохой подготовкой и недальновидностью партии, члены которой постоянно спорили о том, какие самолеты нужно запустить в производство в первую очередь, да так и не пришли к единому решению. В конце концов, Гитлер объявил о вотуме доверия среди летного состава. Результат был настолько не в его пользу, что радиопередачу официального комментатора пришлось снять с эфира.

«Только совсем недавно, — продолжал Дитмар, — немцы стали осознавать, что войну они проиграли. Всего несколько недель назад они искренне верили пропаганде и считали, что в худшем случае им придется заключить перемирие не на самых выгодных для них условиях».

Все, входящие «в ближайшее окружение», по словам Дитмара, прекрасно понимали, что самолеты, снаряды — «оружие возмездия» — своей аморальностью безусловно вызовут возмущение у большинства. Никто из них при этом не думал, что проект «оружие возмездия» остановит войну или заставит Британию выйти из нее, но они надеялись, что оно ослабит, в какой-то степени, военный потенциал британцев.

Когда разговор перешел на страшные злодеяния, творимые в концентрационных лагерях по всей Германии, у Дитмара перекосилось лицо. Теперь передо мной сидел подавленный горем старик. Через некоторое время он наконец высказал свою точку зрения. Офицерский корпус и вооруженные силы, по его мнению, не получали достаточно информации о том, что́ происходило на самом деле. Только когда Гиммлер созвал на встречу высокопоставленных генералов, чтобы как-то оправдаться за то, что происходило, у офицерского корпуса появились первые подозрения об истинном положении дел. Гиммлер сказал, что никогда ему еще не было так тяжело отдавать приказ, но необходимо придерживаться той же политики, и он приказал сам себе не отступать, из чего генералы заключили, что это решение исходит от самого Гитлера. Дитмар говорит, что генералы не имели права открыто выразить протест. Сфера влияния каждого из них была строго ограниченна, и при малейшей попытке сунуть нос не в свое дело проштрафившегося генерала тут же отправляли в отставку. Ответом генералов, как он утверждает, стало покушение 20 июля, к сожалению, провалившееся.

Что касается дела Дитмара, нет сомнений, что мы еще услышим о нем, — оно будет тщательнейшим образом рассмотрено в следующие месяцы. Но неубедительность многих его доводов в то утро была так очевидна, что я не мог не осознавать — передо мной просто еще один перепуганный немец.

Конечно, мы много говорили о том, действительно ли Гитлер мертв и Дёниц назначен вместо него. Дитмар говорил, что он нисколько не сомневается в смерти Гитлера, но, даже если все это только слухи, Гитлер никогда не посмеет объявить о своем существовании, потому что тогда одни заклеймят его как труса, а другие объявят в розыск как преступника.

Фрэнк Гиллард

3 мая 1945

То, что немецкие войска сдадутся в плен Второй британской армии, можно было ждать со дня на день; только на небольшой территории к западу от Бремена, немцы еще оказывали сопротивление войскам, которыми командует генерал Демпси. Сегодня пилоты доложили, что белые флаги развеваются над домами уже в расположении противника, в пятидесяти милях от линии фронта.

Немецкие офицеры, от командиров полка до командиров армии, ведут переговоры о капитуляции. Прошлой ночью две немецкие дивизии сдались без боя. Сегодня рано утром генерал Вольц, командующий гамбургским гарнизоном, согласился не только отдать без всяких условий самый большой немецкий порт, но и лично ввести Седьмую британскую бронетанковую дивизию в город сегодня же вечером. И сегодня же утром из Одиннадцатой бронетанковой дивизии пришла новость, что гарнизон Ноймюнстера, находящийся в тридцати пяти милях на север от Гамбурга и всего в тридцати милях от важнейшей военно-морской базы — города Киля, готов сдаться. Из гарнизона Ноймюнстера также передали, что и другие отряды, стоящие на Кильском канале, готовы капитулировать.