Я увезу тебя из города слез - [8]

— Чего же вы хотите, господин полковник? — не отводя взгляда, спрашивает Жаклин. — Чтобы я призналась, что не гожусь для дальнейшей деятельности? Я в этом признаться не могу, потому что так не считаю.

— Прекрасно, — вздыхает Николсон. — Значит, вы можете приступить к работе. Ваша неискренность пусть останется на вашей совести. Перейдем к делу. Суть его раскроет господин Вендерс, но прежде чем вас оставить, хочу сказать, что формально вы остаетесь кандидатом и задание будет считаться учебным. Повторяю — только формально. Дело самое настоящее и весьма… непростое.

Но работать вы будете в городе. Поскольку вы знаете правила, то поймете, что я не могу дать это задание сотруднику Центра. Вы же, как кандидат, вполне подходите.

Жаклин усмехнулась, но промолчала. Приверженность к букве инструкции иногда доходила до абсурда.

— Мне все равно, — сказала она. — Я готова приступать.

Полковник посмотрел ей в глаза и молча вышел из комнаты.

Вендерс, продолжая улыбаться, выбрался из своего уютного кресла, подошел к встроенному кабинетному бару, прикрытому от посторонних глаз красочной картой Голландии, и, открыв его, извлек пузатую бутылку бренди и две рюмки.

— Надеюсь, пить вы не бросили?

Жаклин помотала головой. Хотя, если честно, она забыла, когда пила в последний раз что-нибудь кроме сока или безалкогольного пива.

— Вы неважно выглядите, — сказал Вендерс тоном, каким обычно произносил комплименты. — Хотя это понятно. То, что относительно легко переносишь в двадцать, в вашем возрасте превращается в тяжелое испытание.

— Напоминать женщине о возрасте невежливо, — усмехнулась Жаклин.

— Напоминать женщине о том, что она все еще молода, никогда не вредно, — возразил Вендерс. — А у меня, да и у полковника Николсона, сложилось впечатление, что вы решили записать себя в старухи.

Или вообще покинуть сей мир.

Жаклин вздрогнула, и это не укрылось от Вендерса.

Он присвистнул и протянул ей рюмку.

— Я не собираюсь выпытывать у вас, что с вами происходит, — проворчал он. — И не собираюсь удерживать вас за руку, когда вы соберетесь пустить себе пулю в лоб. В конце концов, принимая вас на работу, мы не забирали ваше право распоряжаться собственной жизнью. Вы ходите в церковь? — неожиданно спросил он.

— К чему этот вопрос? — удивилась Жаклин.

— Сам не знаю. В церковь меня водил дед. Когда я был совсем несмышленышем, он сказал одну вещь, которую я запомнил навсегда. Она сказал: вера в Бога — это прежде всего вера человека в себя. Казалось бы, парадоксально, да? Но гораздо позже я понял, что именно так и обстоит дело. Вы разуверились в себе, Жаклин, не правда ли? — Вендерс пристально посмотрел ей в глаза.

Жаклин опустила глаза и отрицательно покачала головой.

Вендерс стал прохаживаться по кабинету.

— Я просматривал ваш последний бой. Он меня, признаться, поразил. Я бы назвал его небольшой моделью общего стиля вашей работы. Но потом я подумал, что он отражает не только ваши профессиональные пристрастия, но и способ жить вообще.

И, скажу вам честно, я испытал потрясение. Если хотя бы часть людей была похожа на вас… Мир немного крепче стоял бы на ногах.

— Ничего особенного в этом поединке не было, — проговорила Жаклин. — Я его безбожно затянула. Новичку за это досталось бы. Но мне хотелось продлить его. Я почувствовала злость и получала от нее удовольствие. Ничего хорошего в этом нет, согласитесь.

— Меня потрясло не это. В первые секунды вы, как мне показалось, почувствовали всю безнадежность ситуации. У вас ведь не было шансов против равных вам по умению, но превосходящих по числу противников. В какой-то момент вы были готовы подставить шею, как тот старый волк… Я прав?

— Да, — сказала Жаклин, изо всех сил сдерживая дрожь в голосе.

— Это был прекрасный повод уйти. Но вы не ушли. И победили. Не соперников. Свое состояние. Кажется, это и имел в виду мой дед, когда говорил о вере.

— Все это было лишь… игрой… — пробормотала Жаклин.

Вендерс задумчиво посмотрел на нее и кивнул:

— Я понимаю. Мне тоже иногда кажется, что все происходящее с нами — всего лишь игра. Может быть, наша работа приводит нас к такому ощущению.

Но, черт возьми, если вся жизнь игра, почему мы должны отказываться в нее играть?

Жаклин посмотрела на него снизу вверх.

— В игре все ненастоящее, — сказала она.

— Отнюдь. В игре все настоящее. Покаты играешь. А не смотришь на игру со стороны.

— Вот это мне и не нравится, — сказала Жаклин. — Ты играешь и заигрываешься, а потом врывается настоящая жизнь, и понимаешь, что покаты играл, происходило нечто, к чему ты не имеешь никакого отношения.

— Очень хорошо, — сказал вдруг Вендерс. — Именно это я и хотел от вас услышать.

Жаклин подняла на него удивленные глаза.

Но Вендерс, кажется, не собирался ничего добавлять к сказанному.

— Вы очень красивая женщина, — сказал он, широко улыбаясь. — Налить вам еще бренди?

— Спасибо, — сказала Жаклин.

— Спасибо — нет?

— Спасибо, да.

Вендерс наполнил рюмку Жаклин, затем — свою и вернулся в кресло. Взгляд его стал серьезным.

— Задание связано с нашей темой разговора. Люди хотят уйти из жизни и уходят. Мы должны разобраться почему.

Жаклин поперхнулась.