Хотя дождя и не было, небо целый день хмурилось, стемнело раньше обычного, и витрины магазинов уже сияли огнями. Они настойчиво зазывали прохожих полюбоваться прибывшими на этой неделе из Парижа вечерними платьями из тончайшего шелка, очаровательными шляпками и кокетливыми сумочками. Именно у такого магазина — модного и очень дорогого — и остановилась Кэти.
Красивые вещи обладают волшебным свойством: глядя на них, забываешь о голоде, об усталости, о том, что сегодня так и не удалось найти работу… Девушка приблизилась к холодному стеклу витрины, любуясь легкими складками ткани, восхищаясь неслыханной смелостью покроя (в ее тихом провинциальном городке надеть такое было бы просто немыслимо!) и невольно представляя себе, как бы это выглядело на ней.
Через стекло ей были видны стойка со шляпками и молоденькая продавщица, заворачивавшая в тонкую бумагу одну из них. Покупательница что-то говорила ей, лениво теребя рукой в перчатке конец мехового боа…
Девушка с грустью поправила свой поношенный черный жакет, коснулась выбившегося из прически золотисто-каштанового завитка и вздохнула, отходя от витрины.
Лондонская весна уже давала о себе знать: к запаху пыли и бензина примешивался аромат первой зелени, деревья на бульваре робко одевались в листву. Кэти вспомнила пышный тенистый сад, в котором они с сестрой играли в детстве. Сейчас в нем уже пели птицы… Она так глубоко задумалась, что не обратила внимания на обогнавшую ее девушку с короткими кудрявыми волосами, рыжими-рыжими, почти красными.
Но рыжеволосая вдруг сама оглянулась и громко ахнула от неожиданности:
— Боже милосердный! Кэт, это ты?!
На девушку смотрели веселые голубые глаза, которые узнал бы любой, хоть раз видевший Морин Донахью.
Кэти и Морин вместе учились в школе. Но семейство Донахью перебралось в Лондон во время войны — вслед за главой семьи, уехавшим на заработки.
— Никак не ожидала увидеть тебя, — смеялась Морин. — Домоседка О’Тул — и вдруг в Лондоне! ТЫ торопишься? Пойдем поговорим. — Она подхватила Кэти под руку и повела к ближайшей скамейке. — Как поживает миссис Грейс?
В зеленых глазах Кэти мелькнула боль.
— Мама умерла.
— Господи… Когда?
— Месяц назад. А я приехала сюда. Работать.
— Ах да, Нелли писала, что ты учишься на врача… В какой-нибудь больнице наверняка найдется вакансия… — начала Морин.
— Я пока не врач… Я должна была проучиться еще год. Но за обучение теперь платить нечем…
— А сестренка? Она с тобой?
— Нет, — твердо сказала Кэти. — Барбара останется в пансионе. Я надеюсь устроиться хотя бы сиделкой… Но ты же знаешь, как сейчас относятся к ирландцам…
Морин задумалась.
— Наша соседка Энн, тетка Майкла Фитцпатрика, работает в больнице Святого Фомы. Ты еще не ходила туда?
— Нет. А где это?
— В Ламбете. Наверняка в этой больнице нужны сиделки… Но она скоро закрывается, сегодня ты не успеешь, да и дороги не знаешь. Погоди-ка, у меня завтра выходной, и мне как раз надо в те края…
— Спасибо. — Кэти слабо улыбнулась. — А ты где работаешь?
— Я теперь горничная, — гордо объявила Морин и рассмеялась, — Тут целая история, моя хозяйка — невыносимая старая леди… Но об этом после! А где же ты остановилась?
— Я живу у подруги матери, миссис Чен…
— Может быть, переберешься к нам? — предложила ирландка. — Дональд недавно женился и уехал в Дублин, так что место есть…
— Морин, ты очень добра, но… Не знаю, останусь ли я в Лондоне… Сейчас главное для меня — найти работу.
Из дома на другой стороне улицы вышла молодая женщина в жемчужно-сером платье, точно таком же, как в витрине, перед которой Кэти стояла полчаса назад. Недавно вошедшая в моду короткая стрижка была ей очень к лицу. Она спустилась на тротуар и впорхнула в автомобиль.
— Роскошное платье, правда? — заметила Морин довольно и взъерошила собственные рыжие кудри, в подстриженные так же коротко.
— Тебе нравится?! — изумилась Кэти, зная, каки- В ми ревностными католиками были все члены семьи Донахью, и сильно сомневаясь, чтобы кто-то из них В одобрил такой откровенный фасон.
— Очень нравится! А вот хозяйка моя просто выходит из себя, — хихикнула ирландка, — Ладно, пойдем. Хоть ты и не хочешь переезжать, но уж обедать будешь с нами!
Марианна сидела на ковре, подобрав ноги, — поза, за которую ее наверняка отругала бы мать, — и читала, рассеянно проводя ладонью то по атласу пеньюара, то по такой же гладкой макушке любимца спаниеля.
— Попались, мисс! — раздалось сзади.
Девочка испуганно вскочила, а Морин рассмеялась и поставила на столик у кровати поднос с чашкой какао. Белая наколка горничной совсем затерялась в ее рыжих волосах.
— Ох, Морин, рассказывай скорее! Как все было?
— Сейчас, — Морин закрыла дверь, чтобы их разговор не был слышен на лестнице, — Ох, я бы могла танцевать всю ночь!
— Она подобрала юбку и прошлась по комнате в первой фигуре джиги.
— Нет, расскажи все подробно! — настаивала девочка.
— Ладно, ладно, — Морин сунула Марианне чашку и усадила к трюмо, а сама расплела ее длинную черную косу и взяла гребень.
Рыжая ирландка работала горничной у миссис Лауры Харди, которая жила в собственном доме неподалеку от Лестер-сквер вместе с пятнадцатилетней дочерью Марианной. Они принадлежали к обедневшему дворянскому роду, миссис Харди любила повторять, что офицер Харди, на чьих руках умер адмирал Нельсон, тоже был представителем этого рода… Со слугами — старухой кухаркой и горничной — она держалась надменно и чопорно, за что Морин и прозвала ее «невыносимой старой леди».
