Я успею, ребята! - [5]
— Да есть ещё одно дело, прямо неудобно мне говорить.
Папа улыбнулся, говорит:
— Валяй, чего там.
— У меня знакомый один есть, в ателье работает, звукотехнику всякую ремонтирует. Он мастер классный. Если у кого аппаратура нормальная, его на дом зовут. Особенно если импорт. Ну а тут у него какой-то мертвый случай, никак разобраться не может. А уже обещал. Неудобно, понимаете?
— Эх ты, — говорит папа, — дипломат. Проспекты свои разложил, вопросы умные задает. Сразу бы дело говорил.
— Вы скажете: дипломат. Уж заодно просто. В курсе-то хочется быть. Что, где?
Я говорю:
— Когда…
Они засмеялись, а папа спрашивает:
— Проветриваться идете?
Юра в дверях обернулся:
— А к вам, Дмитрий Алексеевич, ещё зайти можно?
Папа говорит:
— Ради бога. Только предупреждай, архаровцу вот скажешь.
Мы на улице сперва молча шли. Полдороги уже прошли, наверное.
— Знаешь, Витя, у тебя отец… — Юра рукой покрутил. — Схемы эти читает, как семечки… Ты не знаешь, сколько он за ремонт берет?
— Какой, — говорю, — ремонт?
— Ну мало ли, у людей импорта много. Успевай поворачиваться.
Я смотрю на Юру и не пойму чего-то. А он засмеялся и опять рукой махнул.
Около Юриного дома мы назад повернули. Опять он меня проводил.
Папа спрашивает:
— Ты где с Юрой познакомился?
Я рассказал. Он говорит:
— Занятный парнишка.
— Ничего себе парнишка, — говорю, — на втором курсе учится в техникуме.
— Да я не в том смысле. Он парень серьезный. А как у вас, кстати, с Ваньчиком? Пароход-то ваш не уплыл ещё?
Кто это придумал желтые листья мусором называть? Весь город шуршит, как живой, и грибами пахнет. Я от листопада дурею прямо. С утра специально крюка дал — через сквер пошел. Там этих листьев — травы на газонах не видно. Я их разгребал, думал — желудей наберу, да нет, видно, рано ещё. Одни поганки трухлявые попадаются. Чуть в школу не опоздал. И бежал зря. Бориса Николаевича куда-то вызвали, он только к концу урока вернулся.
Девчонки наши этих листьев в класс понатащили, стали венки плести. Базылева с листьями возилась, даже спиной ко мне повернулась, потом спрашивает:
— Витька, а Витька, я тебе нравлюсь?
Стал я думать, как ей ответить, чтобы не заважничала.
— Ну тебя, Витька, думаешь долго. Это ты вчера с Юрой к нашему дому подходил?
Я к ней так и развернулся.
— Без тебя, Базылева, что, шагу ступить нельзя, следишь ты за нами, что ли? Дела у нас, может!
— Де-ло-вые, — говорит. И пошла со своим венком к остальным девчонкам.
Ваньчик у нас опять отчебучил. Венок навертел не хуже, чем у девчонок. Я слышу — смеются. Обернулся — рыжий Ваньчик в рыжем венке и в зубах ещё листок держит. Девчонки набежали, зеркало ему суют. Визг, писк.
Мы потом у меня за партой уселись. И Ленка, между прочим, тоже с нами сидела. Такую они с Ваньчиком возню устроили, чуть меня на пол не столкнули. Ваньчик ей потом свой венок нахлобучил.
— Помни, — говорит, — мою доброту!
Ленки из-под этих листьев прямо не видно стало.
Выхожу на другой день из школы — на ступеньках Гудилин с магнитофоном сидит. Магнитофон, конечно, в мешке полиэтиленовом, уж и не понять, какая картинка на мешке была, все облезло, а он сидит довольный, клавишами щелкает, Гудок несчастный! Я внизу остановился Ваньчика подождать, и тут вылетает из школы какой-то третьеклассник, что ли. Он прямо в этот гудилинский агрегат так портфелем и врезался. Я даже зажмурился: ну, думаю, плакала музыка! Только у этого слона разве из рук выбьешь что-нибудь? Мальчишка и испугаться-то не успел, а его Гудилин свободной рукой зацапал и трясет.
— Ослеп ты, салага, что ли? Ты же ему в самое такое место своим дурацким портфелем долбанул! Да я теперь не знаю, что с тобою сделаю, зелень пузатая!
А ко мне уж Ваньчик подошел, и опять я сзади, а Ваньчик около Гудилина. Я только к нему придвинуться хотел — бац! — а перед Гудком Юра.
— Как дела, — говорит, — в мире прекрасного? Это тут что, музыкальное воспитание трудных подростков?
Гудилин мальчишку выпустил, стоит, глазами хлопает, а Юра его музыку послушал-послушал…
— Отлично, — говорит, — ансамбль сантехников. Соло на водопроводе.
Гудилин от злости прямо ошалел. Как двинет своим кулачищем!
Он и не понял, что случилось. Юра ему под руку нырнул и чуть-чуть только за рукав его дернул. Так Гудок со своим магнитофоном и посыпался. Свалился и лежит. Думал, наверное, мешок кулаков на него высыплют. Понял, что не на того нарвался.
Юра магнитофон поднял, из сумки вынул.
— Нет, ты послушай, какой звук! Ему, наверное, падать полезно. Ты, друг, знаешь, грохнись с ним пару раз — такая вещь будет! Или помочь?
Гудилин совсем обалдел: ступеньки ногой пинает, а кругом малыши смеются. Юра говорит:
— Это надолго. Пошли, парни!
Вышли на остановку, он меня по плечу хлопнул.
— Слушай, я с этим дефективным все на свете забыл. К твоему отцу сегодня можно зайти?
Юра уже уехал, а мы с Ваньчиком ещё на остановке постояли.
— Слушай, — говорю ему, — Ваньчик, почему это всякая сволочь в темпе договаривается, а нормальные ребята так в одиночку и ходят? Это ведь Юре повезло просто, что Гудок сегодня один был.
— Ха, — говорит Ваньчик, — нормальные-то, они и по одному нормальные, а этим-то в одиночку никак.
