Я унес Россию. Апология русской эмиграции - [27]

В Берлине у Ремизовых на Кирхштрассе я был как-то всего раз. Но мои Друг, художник Н. В. Зарецкий, очень любивший Ремизова как великого забавника, бывал у него часто, крепко дружил с ним и много о нем рассказывал. Так, оказывается, Ремизов у себя устраивал выдумки-игры. С гостями. И вот как-то после обеда Ремизов объявил, что сегодня будет игра в ревком. И обращаясь к своей жене, богатырской женщине необычайно полных форм, Серафиме Павловне, рожденной Довгелло, — сказал: «Ну вот, Серафима Павловна, стало быть, вы будете у нас — ревком!»¹ На что Серафима Павловна, обидевшись, ответила: «Я не хочу быть ревком, я хочу быть царица!» Так «игра в ревком» и не состоялась.

Одно время в Берлине Ремизов редактировал (вместе с Н. М. Минским) шуточный листок (в несколько печатных страниц) «Бюллетень дома искусств» и в нем печатал всякие фантастические штуки о братьях-писателях. Но некоторые из писателей (например, Е. Лундберг) на него за них обиделись, и листок прекратился на втором номере. Помню из него только заметку, как Н. Бердяев почему-то проглотил сливовую косточку и что из этого вышло. А о приехавшем в Берлин Борисе Пильняке сообщалось, что какие-то люди на каком-то собрании — с криком «Пильняк начинается!» — бросились друг на друга. Ремизов был хорош с А. Белым, Н. Бердяевым, М. Горьким.

Заходил (но не часто) в «НРК» старичок-живчик, в былом декадент-символист Николай Максимович Минский. Тот самый, стихи которого — «Тянутся по небу тучи тяжелые» и «Я боюсь рассказать, как тебя я люблю» — были положены кем-то на музыку и до революции обошли всю Россию как мелодекламации. Их у нас декламировали всегда на гимназических вечерах. Минский был еврей, хотя вид у него был самый русейший. В свое время злой критик «Нового времени» Буренин, который, говорят, своими жестокими статьями ускорил смерть чахоточного Надсона, написал эпиграмму на Минского: «Я в храм вошел /И в храме замер / Там Минскому / Поставлен мрамэр!».

Довольно часто заходил в «НРК» Михаил Андреевич Осоргин (Ильин). Он был выслан в числе сорока четырех ученых и писателей из Советской России. У Осоргина тогда, в 1921 году, вышла книжка «Из маленького домика», и о ней похвально написал в «НРК» Ф. Иванов. Но об Осоргине я тоже буду говорить в главе «Россия во Франции», ибо в Париже я его лучше узнал. Да и свои главные вещи в эмиграции Осоргин написал в Париже.

Бывали и сотрудничали в «НРК» П. Муратов («Образы Италии»), С. Юшкевич («Леон Дрей»). Помню, как Юшкевич, большой, полный, седой, громогласно восторгался Сергеем Есениным, говоря: «Чтобы навсегда остаться в русской литературе, достаточно всего вот этих двух строк: „Словно я весенней гулкой ранью / Проскакал на розовом коне“». Юшкевич считал, что «розовый конь» навеки вомчал Сергея Есенина в русскую поэзию. Это стихотворение Есенина действительно прекрасно: «Не жалею, не зову, не плачу». Но думаю, что в нем есть и лучшие строки.

Бывали в «НРК» художники Г. Лукомский, Б. Григорьев, Н. Миллиоти (Г. Лукомский много писал в нашем журнале), Зинаида Венгерова (вечная спутница Минского), А. Ветлугин (В. И. Рындзюк, хлесткий, циничный литератор, автор, к сожалению, неудавшейся автобиографической повести «Записки мерзавца»), приехавшие на время из Советской России Б. Пильняк (давший в журнал свою автобиографию), имажинист Александр Кусиков (тоже давший автобиографию и прославившийся одной строкой своего стихотворения: «Обо мне говорят, что я сволочь!» — Алексей Толстой был в восторге от этой строки и хохотал над ней до упаду). Бывал и бежавший тогда из Советской России от надвигавшегося на него ареста Виктор Шкловский, он выпустил в Берлине «Ход коня» и «Сентиментальное путешествие», обе книги в «НРК» были обруганы — одна мной, другая Ю. Офросимовым. Но Шкловский вскоре дал «задний ход коня» и вернулся в Советскую Россию, чтоб стать там настоящим сталинским подхалимом. Бывал приезжавший из Советской России профессор А. Чаянов, выдающийся ученый, во времена Временного правительства назначенный товарищем министра земледелия, при большевиках — член коллегии Наркомзема. Чаянов был и писателем-фантастом («Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии» и многие другие). Через несколько лет по сфабрикованному ГПУ процессу Чаянова арестовали, а позднее расстреляли.

Бывали и сотрудничали в «НРК» профессор Ю. И. Айхенвальд, профессор Сергей Гессен (философ, педагог), профессор Г. Г. Швиттау (экономист, кооператор), профессор Б. П. Вышеславцев (философ, «Русская стихия у Достоевского» и многие другие), профессор Лев Карсавин (философ, автор многих трудов за рубежом, после Второй мировой войны схваченный КГБ и погибший в ГУЛАГе в 1952 г.). Бывали в «НРК» приезжавшие из Советской России — Борис Пастернак и Влад. Лидин. Приехавший в Берлин Вл. Маяковский дал свою автобиографию: «Я поэт — этим и интересен». Из писателей, живших в Советской России, в «НРК» присылали и печатали статьи — Э. Голлербах, Андрей Соболь, Инн. Оксенов, Н. Ашукин, А. Яковлев и др. Приходили — старый бытовик-писатель С. И. Гусев-Оренбургский, профессор Н. Н. Алексеев, приват-доцент И. Пузино, высланный из Советской России известный архивист А. Изюмов, Наталья Потапенко (дочь известного романиста, сама беллетристка), профессор А. А. Байков, высланный, мой московский профессор по «Энциклопедии права», члены «Цеха поэтов» — Н. Оцуп и Г. Иванов. Заходил — высланный профессор Ф. А. Степун, тогда автор известных «Писем прапорщика-артиллериста», а позднее замечательных воспоминаний «Бывшее и несбывшееся», заходил левый эсер А. Шрейдер (тоже высланный, но этих «скифов» выслали как-то странно, они были скорее — полувысланные), заходила приезжавшая на время из Советской России поэтесса Мария Шкапская, выпустившая в Берлине книгу «Барабан строгого господина», приходил старый профессор С. Гогель (Ященко говорил, что в России о нем ходила острота: среднее между Гегелем и Гоголем), экономист Д. Лутохин (высланный). Часто бывали мои приятели — Ю. Офросимов, Ф. Иванов, Вл. Корвин-Пиотровский, совсем молодой А. Бахрах. Приходила беллетристка А. Даманская, А. Дроздов, Глеб Алексеев и множество других, всех не упомню. Раз — вот это я запомнил — пришла в «НРК» писательница Е. Выставкина, подлинная дама хорошего общества, недавно вырвавшаяся из Советской России, писавшая так же «легко», как Н. Лаппо-Данилевская («Русский барин»), которая тоже была в Берлине и я с ней встречался, Ященко знавал Выставкину по России, но принял ее почему-то грубовато и среди разговора вдруг спросил: «А скажите пожалуйста, сколько вам лет?» — На эту бестактность Выставкина с улыбкой ответила: «L’etat — c’est moi». Такой элегантный дамский отпор понравился Яшенке, и он разразился своим обычным громовым хохотом. В Берлине Выставкина выпустила роман «Амазонка», который кто-то вдребезги разругал в «НРК».