Я унес Россию. Апология русской эмиграции - [22]

После Второй мировой войны, в 1950 году, я получил из Германии, от советского перебежчика майора Бориса Ольшанского^{7} письмо, которое начиналось так: «Многоуважаемый г-н Гуль, прошу простить за мое обращение к Вам, но, во-первых, Вы являетесь для меня одним из немногих русских людей в эмиграции, имя которых привык уважать давно, живя еще в Советском Союзе. Там мне пришлось прочесть вашу книгу „Ледяной поход“ (с Корниловым), появившуюся в 20-х годах в советском издании…» Этот отзыв мне был ценен.

«Новая русская книга»

Прожив гонорар за «Ледяной поход», я раздумывал: что же делать? Но опять подвернулся случай. Профессор А. С. Яшенко предложил работать секретарем редакции в его библиографическом журнале «Новая русская книга». Л. С. Ященко сначала издавал библиографический журнал «Русская книга» в издательстве книжного магазина «Москва» А. С. Закса. В писательских и интеллигентских кругах журнал имел успех. Дошел даже до Александра Блока, удивившегося: «Откуда они все знают?!» В журнале печатались сведения о судьбах и работах русских ученых и писателей, как российских, так и зарубежных, Тогда еще «железного занавеса» не было, и вести получались легко.

Но «Русской книги» Яшенко выпустил всего девять номеров, и издание перешло к издательству И. П. Ладыжникова. Это было старое эмигрантское издательство. И. П. Ладыжников перепродал его Б. Н. Рубинштейну, русскому еврею, натурализованному немцу. Нам отвели удобное помещение на Аугсбургерштрассе. Это был какой-то склад книг, но для нас выделили и обставили хорошую комнату. Так началась «Новая русская книга». Редактор — А. С. Ященко. Я — секретарь.

Профессор международного права А. С. Ященко был колоритной фигурой. И полной противоположностью В. Б. Станкевичу, типичному интеллигенту, немного не от мира сего. Ященко — крепкий жилец, без всяких интеллигентских «вывихов». Среднего роста, крепко сшитый, физически сильный, с лысым черепом и невыразительным лицом, Яшенко был уроженец Кубани. Не то казак, не то иногородний, не знаю. Но подошел бы к запорожцам, которые у Репина «пишут письмо султану». Ященко — грубоват и довольно бестактен («киндерштубе» у него не было), но — деловой. Он никогда не расставался с кривой трубкой и любил говорить о себе. Окончил семинарию, потом университет и в конце концов стал профессором международного права, сначала в Пермском университете, а потом, когда либеральных, независимых профессоров правительство «потеснило», Ященко заменил в Петербурге знаменитого философа права профессора Л. И. Петражицкого. Ященко был человек циничный и как-то сам мне рассказывал: «Знаете, что обо мне один раз написали? Что Ященко имел нахальство занять кафедру профессора Петражицкого!» И Ященко громко хохотал. Про себя я думал, что написали довольно справедливо, ибо, обладая профессорскими знаниями, Ященко никаким талантом и идеями не блистал. И облик свой как-то в разговоре метко обрисовал сам. Он рассказал, что, когда был студентом-первокурсником, взял как-то словарь иностранных слов, открыл наугад и попал на слово «оппортунист» — «человек, приспособляющийся к обстоятельствам». Громко смеясь, Ященко говорил: «И вы знаете, я прямо чуть не закричал: эврика! так ведь это же я!». Это правда. Ященко был оппортунист. Так он не задумываясь сменил в Петербурге профессора Петражицкого. Так попал и за границу — очень рано, весной 1918 года — в Германию.

Официально это была «научная командировка за границу» от Пермского университета, а на самом деле, как он рассказывал, Ященко приехал с советской делегацией Иоффе для обсуждения с немцами каких-то дополнительных параграфов к Брест-Литовскому миру. В составе делегации были Менжинский, Красин, Ларин, кажется, Бухарин и еще кто-то. Но когда делегация должна была возвращаться восвояси, Ященко неожиданно «выбрал свободу», заявив, что остается в Германии. «На последнем заседании, — рассказывал он, — я Менжинскому прямо сказал: А все-таки русский народ вам когда-нибудь оторвет голову! — А Менжинский, — говорит, — повернулся ко мне и так презрительно процедил: До сих пор не оторвал и не оторвет». Увы, Менжинский, к сожалению, оказался прав и через шестьдесят лет.

В январе 1922 года в № 1 «Новой русской книги» А. С. Ященко писал: «Мы поставили себе задачей собрать и объединить сведения о русской и заграничной издательской и литературной деятельности. По мере сил своих мы стремимся создать из „НРК“ мост, соединяющий зарубежную и русскую печать <…> Служить объединению, сближению и восстановлению русской литературы ставит себе задачей „НРК“».

Надо сказать, что «НРК», по-моему, была прекрасным журналом. А редакция ее — интереснейшим местом. К нам приходило множество писательского народа: и высланные из Советской России профессора и писатели, и писатели-эмигранты, ставшие берлинцами, и писатели, приезжавшие из Советской России на время. Помню, вскоре после приезда в Берлин высланных из Советской России профессоров в редакцию пришла их группа: Бердяев, Кизеветтер, Сергей Гессен, Айхенвальд и еще кто-то, Ященко принял их очень радушно, но у него был грех — любил говорить, не давая собеседнику вымолвить слово. И тут началось именно такое словоизвержение на любимую тему — об отношении к революции. Я эту рацею Ященки слышал раз двенадцать, ему она очень нравилась. Вставляя меж слов длительное «э», Ященко громогласным и безапелляционным басом говорил: «Революция — это как подхватившая тройка. И, по-моему, просто глупо пытаться эту тройку сдержать. Что же делать? А взять плеть и нахлестывать по всем по трем. Пусть скачет. Врет — умается. И когда тройке придет крышка, вы спокойно берете вожжи и выезжаете на дорогу…» Я видел, что высланным из России профессорам эти не очень блестящие речи о тройке были и неинтересны и даже могли восприниматься как бестактность. Из вежливости они молчали. Но вдруг Кизеветтер, как-то неловко ерзая на стуле, перебил Ященко знаком руки и вежливо говорит: «Простите, пожалуйста, скажите, можем ли мы видеть профессора Александра Семеновича Ященко?» Ященко, конечно, понял тонкий ход, и лицо, и лысина его покраснели, но он деланно захохотал, проговорив: «Так ведь это же я и есть Ященко!» — «Ах, это вы, извините, пожалуйста!», — мягко сказал Кизеветтер. Пришедшие засмеялись вместе с Ященко, но после интервенции Кизеветтера красноречие Ященко кончилось и все перешли к делу. Оказывается, они пришли за информацией об ИМКА, к кому там обратиться и прочее. А Ященко был в курсе дел, ибо в ИМКА вел какую-то работу по заочным курсам и всех там знал.