Я сплю среди бабочек - [5]

Я утвердительно киваю, мол, продолжай, дело бывалое.

— Он был симпатичным, молодым, мечтательным и одиноким, она — красивой, молодой, мечтательной и… одинокой. Сама понимаешь, поначалу она противилась взаимному притяжению, избегала встреч и совместных бесед, но сердцу, как известно, не прикажешь… и вот эти двое тайно встречаются на ее квартире, считая себя самыми счастливыми смертными в мире.

— Это конец истории? — любопытствую я, наблюдая за тем, как Алекс неторопливо жует свое печенье.

— Не совсем. Вскоре их связь стала явной, молодую учительницу уволили с работы. Ее юный возлюбленный закончил школу…

— И напрочь забыл о своем былом чувстве? — не смогла удержаться от шпильки.

— Шарлотта Мейсер, да вы настоящий циник! — Алекс тыкает в мою сторону шоколадным печеньем с разноцветной крошкой. — Ни за что бы не подумал о вас такого. Но ты не права: он закончил школу… и женился на учительнице, которая к тому времени носила в животе шестимесячного меня! Как тебя такая история?

Я округляю глаза, точно округляю, иначе как объяснить громкий хохот рассказчика, который едва не давится своим чаем с печеньем, прыснув и тем, и другим прямо на столешницу перед собой.

— Ты меня разыгрываешь, — скептически отзываюсь на этот почти оскорбительный хохот. — Признайся, ты все это выдумал, чтобы разыграть меня…

— Ничуть, это чистая правда, — Алекс от души наслаждается произведенным на меня эффектом. — Так появился я, и мои родители стали самыми счастливыми людьми в мире, если верить их словам, конечно!

— Послушай, — мой мозг усиленно работает, — но ведь Юлиан старше тебя, как такое возможно?

Алекс загадочно посмеивается. Древний Сфинкс, не иначе…

— Вот ты и дошла до сути вопроса, — провозглашает высокопарно, — мы с Юлианом не родные братья, сводные… по матери. То есть у мамы уже был ребенок, когда она выходила за отца… и этот ребенок никогда меня особо не жаловал. — Пожимает плечами, как бы признавая тщетность попыток: — Отец все пытается вызвать у нас братские чувства — потому и поручается Юлиану «присмотреть» за мной, — изображает руками невидимые кавычки, — словно совместно съеденная пицца и просмотр телевизора могут сделать нас чуточку ближе. Только это не работает, говорю, как есть. Мой брат меня терпеть не может! — Он глядит на меня из-под челки и добавляет: — Я не то, чтобы хочу разрушить твой образ идеального героя, но Юлиан не совсем тот идеал, который ты, должно быть, себе нарисовала.

— С чего ты взял, что я непременно что-то нарисовала?! — парирую беззлобно, с улыбкой. — Может, я вообще рисовать не умею!

Мы снова улыбаемся друг другу. Общаться с Алексом легко и непринужденно, давно не испытывала подобного чувства покоя и умиротворения.

— А я немного рисую, — признается он просто, — может, однажды покажу тебе… Но не сейчас. И спрашивает: — Ты согрелась?

Прислушиваюсь к себе: согрелась до кончиков пальцев! Киваю головой в знак согласия.

— Тогда переходим ко второму пункту нашей программы! — провозглашает Алекс, подкатывая к холодильнику. — Какое мороженое предпочитаешь?

— Мороженое, ты шутишь? Я только что отогрелась.

— Но отогрелась же, — искренне восклицает он. — А что за вечер без хорошей порции мороженого!? — И тут же подозрительно прищуривает правый глаз: — Нет, только не говори, что ты не любишь мороженое, это разбило бы мое бедное сердце…

Его театральные ужимки снова заставляют меня улыбнуться. Не помню, когда в последний раз так много улыбалась…

— Я вовсе не собираюсь разбивать твое сердце, Алекс: я люблю мороженое, только, если ты не заметил, за окном промозглый ноябрь и скоро пойдет снег… Не самое подходящее время для мороженого!

— Ерунда! Не будь занудой и неси две ложки. — С этими словами он вынимает из морозильника контейнер с ледяным лакомством и водружает его на стол между нами. Послушно исполняю его просьбу, и вот мы смакуем ванильно-клубничное мороженое с шоколадной крошкой, приятно таящее на языке…

— Нравится? — прерывает Алекс наш молчаливый пир. — Мое любимое.

— Да, очень вкусно, хотя сама я предпочитаю шоколадное.

И он обещает:

— В следующий раз куплю и его. — Произносит так просто, словно между нами все решено, и новая встреча не за горами, вот только я полагаю иначе.

— Не думаю, что тебе нужна нянька, Алекс.

Он вскидывает на меня серьезный, оценивающий взгляд и без тени иронии или сарказма, так свойственных ему, произносит:

— Но мне нужен друг. Просто необходим… Разве ты не хочешь стать моим другом, Шарлотта Мейсер?

Очередной неловкий вопрос от Александра Зельцера!

— У меня не так много друзей, чтобы я стала отказываться от подобного предложения, — отзываюсь искренне, подпадая под чары его лучезарной улыбки.

— Значит еще увидимся, подруга! — кладет в рот ложку мороженого с самой счастливой улыбкой на лице.

После недолгого молчания я интересуюсь:

— А ваша мама, где она?

По его мгновенно помрачневшему лицу я понимаю, что ответ будет не самым приятным.

— Умерла, — отвечает собеседник с небольшой заминкой. — Четыре года назад… от рака мозга. Звучит ужасно, я знаю, но я как-то свыкся с этой мыслью… Не парься. — Даже мысленно приготовившись к чему-то подобному, слова парня глубоко затрагивают меня. А он продолжает: — Ее преследовали головные боли, она отмахивалась: пустяки, хроническое переутомление. А когда все выяснилось — помочь уже было нечем, разве что продлить агонию на месяц-другой… Мама на это не согласилась. Ее не стало в течение трех месяцев, — он бросает ложку в опустевший контейнер с мороженым. — Мы даже осознать ничего не успели. Был человек и нет его…