Я совсем не получаю писем - [6]
— Я сам себе напишу письмо… Понимаешь, Дружок?
Дружок только хлопал глазами.
— Настоящее письмо. Куплю в лавке почтовой бумаги и конверт, а на почте — марку. Встану рано утром, когда все спят, и напишу. А потом брошу его в почтовый ящик… Приедем в Будапешт, откроем наш ящик для писем, а там письмо! Настоящее! Адресованное мне! Я напишу, что мне очень понравился Балатон. И про ослика Якаба напишу. И про тебя тоже. А то до осени могу что-нибудь забыть. Интересно будет зимой читать письмо про лето! Я и в школе ребятам покажу его. Здорово придумано, а?
Дружок, онемев от восхищения, неподвижно лежал у ног Жоли. Точнее сказать, он не восхищался, просто ему было жарко и на него напала лень.
— Я напишу про наш колодец, — продолжал мечтать Жоли, — про тоннель под садом до самого Балатона. И как я не терял панамку, а просто отдал ее одному мальчику. Только сначала я напишу все это на черновике, а то еще испорчу хорошую бумагу… А потом… Как ты думаешь, Дружок, может, нарисовать что-нибудь в письме? Недавно Ютка получила письмо от одной московской девочки, а в нем рисунки и фото! Кати пришло письмо с засушенными цветами; она вложила их в свой гербарий. Может, и мне послать себе засушенный лист орешника или резеду и ромашки?
Тут, на удивление Дружку, Жоли вскочил с места и, не обращая на него никакого внимания, стал быстро обрывать листочки с кустов смородины, рвать траву, потом почему-то сорвал один листок с карликового персикового дерева, потом помчался к дому… Дружок кинулся за ним, надеясь, что Жоли отправился за сахаром, но, сообразив, что Жолику сейчас совсем не до него, раздумал и опять улегся в тени подсолнухов. Жоли прибежал со своими трофеями на веранду. Теперь нужно придумать, как все это засушить. Можно положить листья между плоскими камнями или кирпичами, но таких камней он не нашел, а кирпичи были пыльными и шероховатыми. Можно было бы использовать гладкие доски. Или несколько толстых книг. Одна такая книга есть у него — сказки Андерсена с цветными картинками. Вот в нее-то, пожалуй, он и положит листья…
На мгновение Жоли задумался. Откровенно говоря, ему было жалко книгу. Вдруг страницы сморщатся? Или от сырых листьев потускнеют цветные картинки? А ведь они так красивы: королевич, превратившийся в лебедя, соловей китайского императора, бесстрашный оловянный солдатик…
Впрочем, у девчонок есть книжки! И не одна и не две!
Жоли шмыгнул в комнату, быстро вытащил из шкафа сестер две толстые книжки и заложил между страницами сорванные цветы и листья. Потом отнес книги на веранду, придавил их сверху кирпичами, задвинул все это в уголок и спустился в сад. Мама и девочки тем временем закончили писать письма.
— Ты где это бродил, Жоли? — поинтересовалась Ютка.
— Что-то ты больно тихий и смирный? — проворчала по-взрослому Кати. — Наверное, натворил что-нибудь?
— А вот и нет, — отозвался Жоли.
— Пошли на пляж, — скомандовала мама, — а по дороге заглянем на почту.
— Какая марка нужна на письмо в Будапешт? — спросил Жоли.
— В шестьдесят филлеров, — ответила мама.
— Нет, вы только посмотрите, что его интересует! — удивилась Ютка. — Уж не надумал ли ты написать письмо кому-нибудь?
Жоли ничего не ответил. Перекинув через плечо спортивную сумку, он задумчиво брел на пляж и ломал голову: как же обратиться к себе в письме? «Господину Ковачу? Жолту? Жоли? Мой дорогой Жолик? Уважаемый Жолт?» Пожалуй, самое простое будет «Дорогой братик!». Впрочем, так пишут обычно девчонки. Он напишет: «Дорогой брат!» Так лучше всего!
Заслуженное наказание
Вы когда-нибудь видели грозу на Балатоне?
Если не видели, то не можете и представить себе это зрелище!
Всего минуту назад ярко светило солнце, все вокруг заливало своим сиянием. Небо казалось сотканным из голубого шелка. Балатон спокоен, лишь изредка по озеру пробегала мелкая зыбь. Вдруг небо застилают плотные темные тучи. По озеру начинают перекатываться темно-зеленые и темно-серые волны. Захлестывают берег. Яростно кипит белая пена. Все гудит и ревет, ветер треплет кроны деревьев. Ветви, словно в плаче, склоняются до земли. По шоссе мчится облако пыли, в двух шагах ничего не видно. Потом небо прорезают молнии; их ослепительные грозные вспышки, словно мечи, скрещиваются в вышине. За вспышками следуют оглушительные удары грома…
В мгновение ока все бегут с пляжа, бегут куда глаза глядят. Прячутся в кабины и смотрят оттуда на взвихренный песок, на разбушевавшийся Балатон, на внезапно хлынувший ливень. А дождь звонко стучит по крышам кабин.
Даже храбрые Кати и Ютка присмирели, а Жоли вдруг охватил ужас. Книги! Книги на веранде, в груде кирпичей!
В отчаянии он готов был тут же выбежать под дождь и стремглав, невзирая на грозу, на порывы ветра и вспышки молний, мчаться домой, чтобы книги Ютки и Кати с веранды спрятать в безопасное место. Потом Жоли стал себя успокаивать. А может быть, кирпичи укроют книги от дождя? А вдруг там, на холме, и дождя нет? Или к тому времени, когда они вернутся, книги успеют высохнуть?
В глубине души Жоли чувствовал, что дело кончится бедой. Сестры заревут, мама рассердится, напишет об этом папе, и ему не миновать наказания. Поставят в угол или с неделю не будут покупать мороженого, а то и купаться не разрешат. Да мало ли что ожидает его…
