Я смотрю хоккей - [2]

Шрифт
Интервал

Это случилось 23 февраля, а 5 марта 1969 года мы выехали на два последних контрольных матча в Финляндию. Поскольку игра нашей тройки вызывала нарекания тренеров, нам пришлось участвовать в обоих матчах. После первого у меня было легко на сердце. Я был доволен собой. Играл с удовольствием, без труда, играл хорошо, о ноге забыл вовсе. А на другой день вышел на разминку — и такое состояние, хоть снимай коньки и беги в раздевалку: ногу еле волочу, наступать на нее — и то больно. В общем, мою игру во втором матче и игрой не назовешь, я не играл, а «отбывал номер».

В Москву мы возвратились 9 марта. На следующий день, в канун отъезда в Стокгольм, было назначено собрание команды. Тут же, в присутствии нашего высшего спортивного начальства, тренеры должны были сообщить нам, кто те двое, кому оставаться дома.

Дело в том, что к первенству мира готовились 20 игроков, да к ним должен был присоединиться Женя Зимин, находившийся в тот момент в составе второй сборной в Канаде и очень здорово там сыгравший. На чемпионат же могло ехать только 19. Правда, если говорить откровенно, еще до собрания мы знали, что судьба одного из нас — Юрия Репса из московского «Динамо» — решена: в Стокгольм он не едет.

На собрании команды ветеранов попросили высказать свои соображения об игре сборной, рассказать о своем самочувствии. Когда пришла моя очередь, я сказал то же самое, что знаете теперь вы. Я не просил отчислить меня из команды. Но я не мог не предупредить о том, что, вполне вероятно, не сумею на первенстве мира сыграть все десять матчей, что, если нога подведет, могу надолго оказаться на скамейке запасных.

Собрание кончилось, но тренеры еще некоторое время совещались без нас, а потом вышли к нам и огласили свой приговор: на первенство мира не едут Юрий Репс и Борис Майоров. При этом тренеры благодарили меня, называли мой поступок самоотверженным и благородным, жали мне руку. Эти выражения признательности были мне весьма приятны, но, говоря откровенно, я и тогда не понимал и до сих пор не могу понять, за что я удостоен благодарностей.

Я честно ответил на вопрос о моем самочувствии. Если бы я солгал, я никогда бы себе этого не простил, и любой упрек по моему адресу был бы справедлив.

Итак, я впервые за последние годы не еду на чемпионат мира. Но я не могу смириться с этим. Я должен быть там. Я должен быть рядом с командой, пусть не в качестве игрока, пусть просто туристом, но рядом с ребятами…

Мне повезло. В течение нескольких дней все формальности были выполнены, и меня зачислили не просто в туристическую группу, а в группу журналистов.

…Вот так я и попал тогда в Стокгольм. На чемпионат мира 1969 года.

День первый

Сколько раз бывал я в Стокгольме? Наверное, раз двадцать. Все здесь знакомо, и все на этот раз не то. Поселили меня в гостинице с журналистами. Никто из соседей не строгает клюшек, никаких собраний, никаких зарядок. Все носятся по городу с фотоаппаратами, блокнотами и магнитофонами. И целый день друг друга спрашивают: «С редакцией говорил?» — тут же добавляя: «Будешь говорить, попроси, чтобы к нам в газету позвонили и сказали, что я жду вызова»… Незнакомые дела, непривычные заботы.

А я вроде и вовсе не у дел. Хожу, как и все остальные, прицепив к лацкану металлическую бляху «Пресса», но никто статей от меня не ждет. Мысли мои там, с ребятами, но им, я понимаю, не до меня.

* * *

Правда, первый день прошел в хлопотах. К началу игры Канады с ЧССР мы опоздали. Потом занимались аккредитацией — получали эти самые бляхи, по которым пускают на стадион. Потом расселялись по номерам. Я попал с корреспондентом «Московской правды» Сергеем Кружковым.

Второй матч дня — наши с американцами. Пришел в ложу прессы, сел на свое место. Справа от меня — корреспондент «Советского спорта», слева — «Зари Востока».

Посидел минут десять и решил: «Рискну пробиться к ребятам в раздевалку». Пустили. Слава богу, контролеры старые, по прошлым играм знают. Даже здороваются.

Вижу: ребята мне рады. Все обступили, спрашивают, как дела, как доехал, как устроился.

Остался с командой на весь матч, пристроившись за скамейкой запасных.

Игра закончилась со счетом, который, как потом оказалось, стал рекордным для этого первенства. И, если не ошибаюсь, для сборной СССР на чемпионатах мира вообще. Результат—17:2, причем 11 шайб наши забросили во втором периоде.

По поводу этой победы и этого небывалого счета сразу после окончания игры было довольно много шуток. Никто не придавал этим семнадцати шайбам никакого значения. Но потом, через две недели, оказалось, что зря. Именно наилучшая разность забитых и пропущенных шайб вывела сборную СССР на первое место. Кстати, это обстоятельство дало повод для разговоров о неполноценности нашей стокгольмской победы в 1969 году. Дескать, небольшая это заслуга — разгромить американцев. Могу задать скептикам вопрос: почему же тогда другие не разгромили? Может быть, не хотели? Хотели, очень хотели. Но не смогли.

Я был одним из немногих обитателей ложи прессы, пришедших посмотреть матч второго круга между шведами и американцами. Нет, я не ждал чудес. Но я был уверен, что игра получится любопытная. Шведы понимали: если в самый последний день они победят сборную Чехословакии, а наши обыграют канадцев, то победителя чемпионата мира определит лучшая разность шайб. Значит, матч с американцами может иметь для них решающее значение. И они от первой и до последней минуты играли изо всех сил, не жалея себя, борясь за каждую лишнюю шайбу. 10:4 — вот все, чего они сумели добиться в той игре.


Рекомендуем почитать
Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.


Четвертый раунд

Двадцатая книга серии «Спорт и личность» — о боксе. Воспитательные функции бокса, как спорта жесткого и бескомпромиссного, формирование характера подростка, проблема раннего возмужания через супермужской вид спорта — бокс, вопросы нравственного и физического самоутверждения, прикладное значение бокса — в таких направлениях разрабатывает главную идею своей книги Альгирдас Шоцикас, выдающийся боксер-тяжеловес, заслуженный мастер спорта СССР, заслуженный тренер СССР.Как бы невзначай оброненная в одной из глав фраза Шоцикаса: «Бокс учит мужчину по паспорту стать мужчиной по факту» — могла бы стать великолепным и точным эпиграфом к его книге, которую он назвал «Четвертый раунд».


Последний круг

АннотацияВоспоминания и размышления о беге и бегунах. Записано Стивом Шенкманом со слов чемпиона и рекордсмена Олимпийских игр, мира, Европы и Советского Союза, кавалера Ордена Ленина и знака ЦК ВЛКСМ «Спортивная доблесть», заслуженного мастера спорта Петра Болотникова.Петр Болотников, чемпион Олимпийских игр 1960 г. в Риме в беге на 10 000 м, наследник великого Владимира Куца и, к сожалению, наш последний олимпийский победитель на стайерских дистанциях рассказывает о своей спортивной карьере.


Три начала

Харламов — это хоккей, но хоккей — это не только Харламов. Так можно афористично определить главную мысль книги знаменитого хоккеиста. Итак, хоккей и хоккеисты, спорт и личность в книге Валерия Харламова.