Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни - [156]

ПУТЕШЕСТВИЯ

Сибирь

Летом 1971 года мы отправились в долгожданное путешествие по Сибири. Ким успел побывать там до меня со своим старшим сыном Джоном и полюбил этот край. До Иркутска путь не близкий — почти четверо суток, но Киму дорога не в тягость. Он неотрывно смотрит в окно, сверяя по своему справочнику названия промелькнувших городов. Питаемся домашними запасами. Главное, что чая в вагоне вдоволь. Он хотя и жидковат, зато обжигающе горяч. Ким непритязателен и умеет ценить маленькие радости.

От Иркутска до санатория добираемся на машине. Когда Ким только приехал в Советский Союз и попросил совета, где можно отдохнуть, то услышал примерно следующее: чтобы лечить печень, надо ехать в Кисловодск, желудок — в Железноводск, бронхи — в Ялту и т. п. Его очень удивило, что у нас это называется отдыхом. И тем не менее мы вынуждены были остановиться в санатории, так как это — единственное цивилизованное место на Байкале.

Наш санаторий приютился на пригорке в бухте Листвянка. Как ни странно, своим возникновением он обязан Эйзенхауэру. Когда Хрущев, будучи в Америке, пригласил Эйзенхауэра в Советский Союз, тот выразил желание побывать на Байкале. Но выяснилось, что принимать такого высокого гостя негде: ни одного приличного строения, только деревенские избушки. Спешно прокладывается дорога от Иркутска до Листвянки и строится двухэтажный деревянный коттедж. (В этом коттедже Г.Е. Агеев вместе с первым секретарем обкома устроили нам однажды пышный банкет.) Несмотря на все приготовления, высокий гость так и не приехал, и, чтобы не пропадала эта красота, напротив коттеджа возвели два корпуса совминовского санатория, куда мы и прибыли.

В столовой нас встретила врач в белом халате со стетоскопом на шее. Это привело Кима в шоковое состояние:

— What about a drink? (Не выпить ли нам?) — спросил он, нервно озираясь.

— Это санаторий, — терпеливо объясняю несмышленышу, — спиртные напитки здесь запрещены.

Одно упоминание слова «доктор» вызывало у Кима раздражение. Это была фамильная черта. Его отец, Сент-Джон Филби, также не любил лечиться. Когда у него случился сердечный приступ, Ким, заранее приготовившись к гневному отпору, робко спросил, не вызвать ли врача. Неожиданно отец согласился, и Ким понял, что это действительно очень серьезно. Приехал доктор, сделал укол.

— Все надоело! — сказал Сент-Джон и уснул, а через час его не стало.

В нашем санатории преобладали особи выше средней упитанности. Ким решил, что все они очень больные люди, страдающие ожирением, и находятся на строгой диете. Каково же было его удивление, когда он увидел, как они уплетают макароны с хлебом, а остатки забирают с собой, хотя кормили там довольно вкусно и сытно. Излишний вес не беспокоил не только самих толстяков, но и врачей, несмотря на то что санаторий считался кардиологическим.

— Почему-то москвичи не хотят поправляться, — удивлялся врач, глядя на наши и без того не слишком худощавые фигуры.

Отдыхали там в основном сибиряки, было всего две пары из Москвы, любители экзотики, вроде нас.

Ким задался целью похудеть и, невзирая на проливные дожди, выходил на ежедневные прогулки в одиночестве (меня на такой подвиг не хватало). Укутавшись в плащ, он неизменно отмерял своим быстрым шагом не менее 5 километров. Через час возвращался усталый, промокший до нитки. Результат был налицо — Ким заметно подтянулся. Но увидев через десять дней, что его вес не изменился, очень расстроился. И как я ни убеждала, что его жир переродился в мускулы, не мог успокоиться. Завязав свою одежду в узелок, попросил меня ее взвесить, чтобы вычислить чистый вес. Результат его не утешил, и он бросил свои тренировки.

Территория санатория — ухоженная, но небольшая и замкнутая. Единственная аллея поднимается к утесу, откуда открывается дивный вид на Байкал. Другого места для прогулок нет. Вдоль берега тянется проезжая пыльная дорога, по которой грохочут грузовики, — место для моциона опасное и непривлекательное. Тем не менее даже здесь, у самой дороги, вода остается прозрачной и чистой, пригодной для питья. Это озеро — настоящее чудо природы. Оно обладает уникальной способностью к самоочищению. Байкальский омуль и хариус — самая вкусная и нежная рыба, которую я когда-либо пробовала. На пикнике нас угощали свежевыловленным омулем. Рыбаки насаживают его целиком на острие палки и зажаривают на костре. Омуля едят даже сырым в замороженном виде. Хариуса мы отведали на обеде у наших новых друзей, Новокшеновых, в Ангарске. Они запекали его, как шашлык, на углях, завернутым в листья.

Прогулка на лодке по Ангаре — наше любимое развлечение (других забав там не было.) Любителей гребли среди отдыхающих было немного, но лодок еще меньше. Когда выдавалась сухая погода, на причале выстраивалась нервная очередь.

Лодки принадлежат санаторию, но распоряжается ими зловредный старикашка, который чувствует себя полновластным хозяином: «Хочу дам, хочу не дам». Валерий (представитель КГБ, «связной» из Иркутска, который иногда навещает нас), видимо решив помочь нам, что-то шепчет лодочнику, а тот в ответ нарочно громко и злорадно ворчит: