Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни - [155]

В ответ на наше удивление пожилой официант доверительно сказал:

— Мне стало стыдно работать. Все заинтересованы только в банкетах.

Обслуживая сразу по 50—100 человек, легче мухлевать, и официанты получали такой барыш, что не были заинтересованы даже в щедрых чаевых Кима. Так мы охладели к «Метрополю». В «Раздане» нам испортил настроение откровенный обман официанта, а в «Центральном» просто нахамили.

Бывали и приятные исключения, но преобладали отрицательные впечатления, и этот печальный опыт постепенно отбил у нас охоту к ресторанам, тем более что любое из тех блюд, которое мы там пробовали, Ким готовил гораздо лучше. Мы долго испытывали свое терпение в знаменитом грузинском ресторане «Арагви». Так, заказав «цыпленка табака», получили половину вареной курицы, старой и холодной. Вместо жареной расплющенной тушки на тарелке горбилось то, что должно было называться «цыпленком табака». Обескураженно глядя на это бледное неаппетитное блюдо, я лишь спросила:

— А где же чесночный соус, который непременно подается к цыпленку?

— У нас нет чеснока, — было мне ответом.

В другой приезд Джозефины мы устроили в «Арагви» большой прием с участием коллег Кима, которые и заказали стол. Нас хорошо и вежливо обслуживали, но в сациви, которое готовится из кур, почему-то попадались рыбные кости. И все-таки мы не могли придумать ничего интереснее, чем «Арагви», когда приехал Грэм Грин. Потом Ким извинялся перед ним за качество еды. Зато нам повезло, когда мы ужинали там с супругами Найтли. Они остались довольны, и Филипп вдохновенно фотографировал наш пир, но… без пленки, что обнаружил только по возвращении в Лондон.

«На днях у нас побывали несоветские друзья, и мы повели их в «Арагви», опасаясь худшего. Тем не менее нам подали вполне приемлемую пищу с большим количеством зелени и четырьмя бутылками грузинского вина в дополнение к обычным закускам», — напишет Ким Грэму 27 января 1988 г.

Наш куратор Владимир с восторгом рассказывал о загородном ресторане «Русь», и мы поехали туда с Джозефиной. Пока Владимир заказывал стол, мы потоптались вокруг озера и набрели на уютный теремок, который оказался баром, но без единого посетителя. Я заказала по рюмке водки. Скучающий бармен чистил ногти и, не отрываясь от своего занятия, процедил сквозь зубы:

— Чистую водку нельзя.

— А какую можно?

— Только в коктейлях.

— Тогда коньяк.

— Тоже нельзя.

— А из чего коктейль?

— Из водки, коньяка, шампанского и лимонной эссенции.

Вздрогнув от одного перечисления, мы покинули этот «гостеприимный» уголок. К тому времени наш стол был готов — заставлен закусками и откупоренными бутылками со сладким крепленым вином. Кима очень удивил такой принудительный ассортимент — он никогда не пил крепленого вина. Но сухого вина, как и. водки, здесь не было, и нам пришлось довольствоваться коньяком.

Среди посетителей ресторана выделялись две категории: иностранные туристы и советские торговые работники. Последние не оставляли сомнений в своей профессиональной принадлежности (теперь «сословные» различия не так бросаются в глаза, как бывало прежде, если не говорить о «новых» русских). Все признаки благосостояния были налицо: обтянутые кримпленом толстые животы, массивные золотые украшения, а под столом большие сумки, набитые бутылками с водкой. Они заказывали музыку (в прямом и переносном смысле) и веселились от души. Пускались в пляс, обнимались и садились друг к другу на колени. Почему-то женщина танцевала с женщиной, и обиженные мужчины следовали их примеру. Иностранцы смотрели на все это как на аттракцион, считая, что видят истинную Русь.

Как-то в зимний морозный день я повела Кима в ресторан «Узбекистан». Об этом заведении у меня сохранились приятные воспоминания, когда мы наведывались туда нашей дружной редакцией во время моей работы в издательстве. Там можно было пообедать не только вкусно, но и дешево. Публика преобладала среднеазиатская, и мы каждый раз наблюдали одну и ту же картину: пока мужчины пировали, их жены сидели в коридоре и грызли бублики — и это весь их обед!

Но и в «Узбекистане» все изменилось: было тесно, дымно и невкусно. Не получив удовольствия от обеда, мы собрались уходить, но тут появилось неожиданное препятствие. Ресторан был переполнен, а снаружи напирала возбужденная толпа разгневанных мужчин в каракулевых шапках. Швейцар не мог выпустить нас, боясь, что все ринутся внутрь. Наконец ему удалось приоткрыть дверь, куда мы с Кимом протиснулись, и сразу захлопнуть ее за нами. Едва успев подумать, что голодание пошло бы на пользу этим людям, я очутилась нос к носу с красным лоснящимся лицом. Его свирепое выражение не оставляло сомнения, что он собирается меня проглотить, а если не успеет этого сделать, то нас затопчут остальные. Придав своему лицу грозный вид, со словами «дорогу женщине!» я щелкнула его по лбу и сделала шаг вперед. Он вздрогнул и отшатнулся. Толпа затихла, стала расступаться, и мы прошествовали по образовавшемуся коридору.

Еще одно подтверждение правоты Кима: «Дома лучше», — слова, которые он часто повторял. От моей находчивости он был в восторге и любил рассказывать об этом эпизоде.