Я - Русский офицер! - [63]

— Мама!

С каждым разом подобные схватки становились все чаще и чаще, пока не переросли в одну сплошную и невыносимую боль. Мать продолжала обнимать Ленку, шепча ей на ухо:

— Леночка, девочка моя, все будет хорошо! Ты только не волнуйся, доченька, дыши, дыши и тужься, тужься. Все мы, бабы, проходим через это. А ты молодая, у тебя все получится.

Ленка вновь собрала все свои силы в одно целое и еще раз сжала свой пресс. Что-то большое стало медленно продвигаться по её природному женскому естеству, но в этот миг силы словно покинули её. Она вновь часто, часто задышала, вновь собираясь с силами и, набрав воздух полной грудью, сильно сдавила мышцы живота. Превозмогая боль, она почувствовала, как плод её любви стал медленно, медленно продвигаться вперед, чтобы уже через минуту своим криком возвестить всему человечеству о своем рождении. Еще одно усилие и, подхваченный ловкими руками матери, ребенок покинул Ленкино тело.

В это мгновение голова Леди слегка закружилась и она, инстинктивно цепляясь руками за простыню, на мгновение отключилась. После того как она отдала все свои силы, Леди погрузилась в легкий обморок, чтобы уже через несколько минут, отойдя от него, открыть свои глаза и увидеть новорожденного сына.

Очнувшись от обморока, Ленка почувствовала некое облегчение, а, открыв заплаканные глаза, её взору предстало голое крохотное беззащитное существо, которое на руках держала её мать.

— Поздравляю, Леночка, у тебя сыночек! — сказала сквозь слезы Галина Алексеевна, улыбаясь и радуясь вместе с дочерью рождению первого внука.

Ленка взглянула на малютку и, видя его большие и удивленные глаза, видя малюсенькую кнопку его носа, влюбилась в него всем своим материнским сердцем на всю оставшуюся жизнь. Внутри неё, словно прокатился пушистый комочек, который с нестерпимой нежностью касался любящей Ленкиной души.

В эту минуту она вспомнила своего Валерку и ту последнюю ночь, которая стала не только началом новой жизни, но и войны. Где он, что с ним? Жив или нет? Задавала она себе вопросы и не найдя на них ответа залилась слезами.

— Галина Алексеевна, вас к начальнику госпиталя, — сказала озабоченно медсестра Валя. — Что-то старик сегодня не в духе.

— А что он еще хочет? — спросила Галина, надевая новый накрахмаленный халат перед аудиенцией с полковником.

Сейчас она своим бабским чутьем чувствовала, что за вызовом к начальнику скрывается какой-то странный подвох. Зверев давно намекал, что не сможет долго содержать её дочь на довольствии госпиталя. Возможно, он был и прав. Санитарный эшелон постоянно ходил по рокаде вдоль линии фронта, вывозя раненых бойцов подальше в тыл.

Несмотря на красные кресты на крышах вагонов, некоторые немцы не гнушались сбрасывать на них бомбы и обстреливать из авиационных пушек, хотя по неписаному закону летчиков Люфтваффе, подобные действия не поощрялись и даже осуждались среди немецких асов.

Лена, хоть и работала вместе с матерью медицинской сестрой, но, родив ребенка, некоторое время была бы лишь только обузой для всего коллектива госпиталя. Да и ребенок нуждался в настоящем материнском внимании не на колесах поезда, а нормальной домашней обстановке, подальше от войны.

— Вызывали, товарищ военврач первого ранга? — спросила Галина, войдя в купе начальника госпиталя.

— Да, Галина Алексеевна, проходите, пожалуйста. Будьте, как дома. Поздравить вас хочу с рождением внука. Вы располагайтесь, душечка, сейчас чайку попьем, да поговорим по душам, — сказал полковник, поглаживая свою седую козлиную бородку.

Альберт Сергеевич Зверев, интеллигентный старикашка с седой бородкой, лет шестидесяти пяти, был потомственным военным хирургом. В молодые годы, еще поручиком, он служил корабельным врачом на знаменитом броненосце «Александр-III» и в свое время принимал участие в Цусимском сражении с японцами. Вот тогда тяжелые военные ранения, полученные русскими моряками и солдатами в ходе боев и, определили его направление в военно-полевой хирургии.

С первых дней войны, Зверев стал начальником санитарного эвако- госпиталя и многие довольно тяжелые операции проводил самостоятельно прямо на колесах, полагаясь на свой огромный опыт и прочные знания полевой хирургии.

Галина Алексеевна присела к столику и, достав носовой платок, вытерла слезы.

— Ну, душечка Галина Алексеевна, не стоит уже разводить сырость. Оплакивают обычно усопших, а у вас же родился внук! Радоваться надо! Я хотел бы поговорить об этом, — сказал седой полковник, наливая в стаканы заварку.

Альберт Сергеевич достал вишневое варенье и, наложив его в стеклянную розетку, сказал:

— Вареньице-то, душечка, наверное, любите!? Под чаек-то, ароматный!?

— Мне сейчас, Альберт Сергеевич, не до варенья. Я знаю, о чем вы хотите поговорить со мной.

— О чем же, душечка Галина Алексеевна? Извольте объяснить старику, — спросил Зверев, присаживаясь напротив.

— Я так думаю, речь пойдет о моей дочери? — спросила Галина, заглядывая с надеждой в глаза полковнику.

— Какая проницательность! Вы впрямь, как сама Кассандра. Мысли читаете прямо на расстоянии! С вашего позволения, я удалюсь.

Зверев вышел из купе и уже через минуту вернулся с двумя стаканами кипятку в красивых мельхиоровых подстаканниках.