— Атас, пацаны, легавые! — прокричал Синица, и вся компания разом вспорхнула, словно воробьи с проводов, и бросилась бежать из развалин тайными «партизанским тропами», которые они изучили до самого последнего кирпича и закоулка.
Лишь Валерка-Червонец да Сашка-Ферзь, так и остались на месте, молча глядя друг другу в глаза.
— Что засранцы, попались!? Я вам, бля… сейчас покажу, как из наганов в божьем храме палить! — сказал он, подойдя вплотную к противоборствующим сторонам. — Ну-ка черти, давайте выворачивайте свои карманы! — сказал дядя Жора в надежде увидеть у ребят боевое оружие, выстрелы которого еще несколько минут назад доносились из руин.
По приказу участкового, подростки, насупившись, не спеша, вывернули свои карманы, но к удивлению дяди Жоры в них ничего, кроме папирос и спичек не было. Валерка, зная примитивные заморочки местного легавого, загодя и незаметно скинул ствол в черное узкое окно, ведущее в подвал храма.
Не веря своим глазам, милиционер еще раз лично обыскал каждого из них и, убедившись, что признаков оружия не найдено, тут же спрятал в кобуру свой потрепанный револьвер. Сняв свою синюю фуражку, он вытер платком со лба пот, и каким-то удрученным скрипучим голосом сказал:
— Так, засранцы, считайте, что вам на сегодняшний день крупно повезло! В следующий раз Фикса, я тебя выверну наизнанку! Даже если я найду хотя бы один патрон, то я вас обоих посажу за бандитизм, по указу от апреля этого года нашего вождя товарища Сталина! Тебя Краснов, это тоже касается! Я не посмотрю, что твой папочка военпред на тридцать пятом авиационном заводе. Пусть все его считают шишкой, но мне на это плевать. Лет по десять, я вам на Соловках гарантирую. Вот тогда и посмотрим, какие вы запоете песенки на лесоповале в Туруханском крае товарищи хулиганы.
В эту минуту противостояния, глядя друг другу в глаза, пацаны вдруг поняли, что действительно, детство безвозвратно ушло. Участковый дядя Жора как раз стал той силой, которая мгновенно нейтрализовала их бушующую ярость и вернула разум в головы.
Довоенный весенний Смоленск утопал в свежей зелени городских деревьев. Золоченые купола Успенского собора, да и многих других церквей высились над деревьями и старинной крепостной стеной знаменитого смоленского Кремля, построенного еще в бытность Ивана Грозного. Благоухание цветущей черемухи наполняло весь воздух в городе неповторимым ароматом, который будоражил все внутренние струны и настраивал девичьи сердца к первой и самой чистой любви.
Уже с утра, пацаны, собравшись на поляне, на Зеленом ручье возле крепостной стены, гоняли в футбол, поднимая своими ногами клубы пыли. Тяжелый мяч, пошитый из плотного брезента и туго набитый тряпками, летал из одной стороны в другую, гулко хлопая под ударами ног юных футболистов.
Каждое утро к двухэтажному кирпичному дому Валерки Краснова, подъезжала казенная «Эмка» и нудно сигналила, сообщая его отцу о своем прибытии. Отец Краснова, высокий стройный майор в летной форме, служил на авиационном заводе представителем военного управления ВВС РККА. Каждое утро он, спускаясь к машине, останавливался и махал своей рукой Валеркиной матери, которая из окна кухни смотрела на своего мужа-красавца и офицера-летчика своим влюбленным взглядом. Валерка тоже высовывался в окно, и глядел на отца с упоением, упершись локтями в подоконник. В эти минуты он, словно в трансе погружался в свои юношеские мечты, представляя себя таким же бравым, как и его батька, офицером. Он мечтал, как каждое утро, уходя на службу, он будет также махать рукой Луневой Леночке, которая совсем нежданно нашла дорожку к его мальчишескому сердцу и поселилась теперь в нем на всю жизнь.
После того как машина уезжала на завод, Валерка вновь возвращался к своим историческим баталиям и кропотливо и дотошно погружался в мир аэродинамики и изучению стратегии и тактики победоносного войска Александра Македонского. В осуществлении своей мечты он полностью отдавался изучению истории великих сражений, анализируя ошибки и просчеты стратегов былых времен.
Страсть стать военным летчиком настолько овладело его сознанием, что все свое свободное время он посвящал подготовке к поступлению в авиационное училище. Раз в неделю, по воскресениям, он ездил на аэродром в аэроклуб, где вот уже целый год осваивал нелегкую науку летать. Допотопный фанерный планер стал для него тогда первым самолетом, которым по прошествии целого года теории, он управлял в воздухе своими руками, отцепившись от буксировщика.
Однажды, оторвавшись от земли, и ощутив это волшебное и прекрасное чувство, он настолько влюбился в это чистое синее небо, что порой ему казалось, что эта его новая любовь к воздухоплаванию и те неописуемые ощущения свободы полета, пересиливают даже его любовь к Ленке.
Леди в такие минуты, как бы отходила на задний план, и вся эта невиданная страсть была направлена только на овладение планером, который плавно скользил в небе, рассекая плотный воздух своими широкими крыльями. Глядя с высоты птичьего полета на Смоленск, на Днепр, на поля и леса, он фактически на какой-то миг забывал о дорогой его сердцу девчонке. Но каждый раз, пролетая над городом, он инстинктивно среди тысяч домов, старался найти дом самой красивой и дорогой его сердцу, его Леди, чтобы с гордостью и любовью помахать ей крыльями.
