Я рожден(а) для этого - [71]

•

Выйдя из церкви, мы бредем по мокрой кладбищенской траве – я решил навестить бабушкину могилу. Даже спустя пять лет ее надгробие светлеет новизной на фоне потемневших от времени камней вокруг. Бабушка не дожила до того, как моя мечта о музыке превратилась в удавку на шее. И эта мысль греет мне душу.

За лугами, раскинувшимися позади церковного дворика, солнце начинает клониться к закату – хотя сквозь дождевые тучи разглядеть это непросто.

– Ничего себе, тут есть могилы семнадцатого века! – восклицает Ангел. Она гуляет среди надгробий и зачитывает надписи, подсвечивая себе мобильным телефоном. – Потрясающе! Кое-где слова совсем стерлись.

Я смотрю на могилу бабушки. Кто-то – наверняка дедушка – принес цветы, и дождь успел их потрепать. А у меня цветов с собой нет – только разряженный телефон, банковская карточка и нож.

Здесь покоится

Жанна Валери Риччи,

любимая жена, мать и бабушка

1938–2012

Я взыскал Господа, и Он услышал меня,

и от всех опасностей моих избавил меня.

– О чем ты думаешь, когда молишься? – спрашиваю я у Ангел.

Она встает рядом со мной, читает надпись на камне и замирает, понимая, куда мы пришли.

– О разном, – говорит она, не отрывая глаз от надгробия. – Иногда вообще ни о чем. Молитва – она больше про чувства, чем про мысли. Ну, для меня, во всяком случае.

Для меня, наверное, тоже, думаю я, но вслух ничего не говорю.

– Жанна. – Ангел вдруг указывает на бабушкино надгробие. – Твою бабушку звали Жанна?

– Ага.

– Значит, песню «Жанна д’Арк» ты написал про нее?

– Ну да.

– А все думают, что это песня про вас с Роуэном.

Я смеюсь, хотя на самом деле мне хочется плакать.

– Я знаю.

АНГЕЛ РАХИМИ

Мне хочется плакать, но я держусь изо всех сил и продолжаю улыбаться. Я должна сохранять бодрый настрой, а слезы подождут. Наверное, я и плакать-то хочу потому, что чувства переполняют меня и ищут выхода. Или из-за того, что у Джимми сейчас тяжелые времена, и поэтому я слишком много думаю и о своей жизни тоже.

Ну нахрен. Об этом я сейчас думать точно не буду.

Желудок начинает недовольно ворчать – так что, когда мы подходим к очаровательному кирпичному коттеджу с большим садом, я уже молюсь про себя, чтобы дедушка Джимми оказался из числа тех стариков, которые не позволят молодежи уйти голодной.

Джимми стучит в дверь так громко, что я пугаюсь, как бы он не вышиб стекло.

– Дедушка немного глуховат, – объясняет он. – И еще всегда слушает радио.

Дверь открывает высокий худой старик в брюках и строгой рубашке. Остатки седых волос зачесаны назад, на носу поблескивают круглые очки с толстыми линзами. На ум сразу приходит директор школы из какого-нибудь старого фильма или пожилой академик.

Дедушка смотрит на Джимми – меня он, кажется, вовсе не заметил, – и лицо его озаряется самой невероятной улыбкой, какую я только видела в жизни.

– Джим-Боб! – кричит он и немедленно заключает Джимми в объятия. – Джим-Боб, я и не думал, что ты приедешь сегодня вечером!

– У меня… у меня телефон сел, – бормочет Джимми куда-то дедушке в плечо.

– Да все хорошо, хорошо! Приезжай в любое время, предупреждать необязательно.

Джимми чуть отодвигается, хотя дедушка продолжает обнимать его за плечи.

– И это… Я приехал с другом. Познакомься, дедушка, это Ангел.

С другом! Сердце замирает.

Джимми машет в мою сторону, и я испытываю короткий приступ паники – не знаю, нужно ли пожимать дедушке руку или нет. К счастью, он решает обойтись без рукопожатий и просто тепло мне улыбается.

– Друга! Ну и ну, Джимми не приводил домой друзей с тех пор, как ему стукнуло четырнадцать.

Я пытаюсь представить Джимми нормальным четырнадцатилетним подростком, который после школы прибегает домой с друзьями, чтобы поиграть в видеоигры. Нет, такое возможно только в параллельной реальности.

– Здравствуйте. Я Ангел Рахими, – представляюсь я. И зачем мне понадобилось называть фамилию? – Простите, что без предупреждения…

Я бросаю беспомощный взгляд на Джимми. Что мне добавить? Я даже не очень понимаю, зачем я здесь.

– Не надо извиняться, что ты. Я всегда рад гостям, особенно если это друзья моего внука. Я Пьеро Риччи. – Он отступает и распахивает дверь. – Вы только поглядите на себя, мокрые насквозь. Заходите-ка скорее, я приготовлю вам тосты на гриле.

•

Пьеро отдает мне кое-что из вещей покойной жены, чтобы я переоделась, а мою одежду вешает сушиться на обогреватель. В сумках тоже все промокло, хоть выжимай.

– Я сохранил только особенные наряды, – подмигивает он, вручая мне блузку в горошек. – Жанна очень ее любила. Говорила, что чувствует себя в ней звездным небом. Она бы никогда меня не простила, сошли я ее любимицу в благотворительный магазин.

Еще Пьеро отдает мне серые брюки. Кажется, в бабушке Джимми было метра полтора росту, потому что штанины заканчиваются на середине моих лодыжек. Желая как-то это компенсировать, я натягиваю носки повыше. Потом выхожу из комнаты, собираясь присоединиться к Джимми и Пьеро на кухне, – но застываю перед дверью, услышав, как они увлечены беседой.

– Нашел на распродаже, – говорит Пьеро; из-за стены доносится шелест страниц, затем стук пальца по бумаге. – Смотри, вот этот особенно хорош.