Я рожден(а) для этого - [15]

– Нет…

Роуэн хватает айпад и проводит пальцем по экрану. Фото уменьшается, его место занимают многочисленные уведомления из твиттера. Кажется, немало людей отметили на нем Роуэна. Он держит айпад у меня перед лицом и прокручивает сообщения. Все пишут ему о фото и о том, где его опубликовали.

Я резко выпрямляюсь, забираю у Роуэна планшет и нажимаю на ближайшую ссылку.

Она приводит меня на большой новостной портал, где обычно публикуют всякие сплетни. Про «Ковчег» там тоже часто пишут. Наше с Роуэном фото висит на главной странице, над ним – заголовок:

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ И РОУЭНА ОМОНДИ

ИЗ «КОВЧЕГА» ЗАСТАЛИ СПЯЩИМИ

ВМЕСТЕ В ЛОНДОНСКОЙ КВАРТИРЕ

– Какой двусмысленный заголовок, – бормочу я.

– Броский кликбейт, – мрачно качает головой Роуэн.

Меня вдруг пробирает озноб. Откуда они взяли это фото? Где Листер снова облажался?

– Поверить не могу, что он опять это сделал, – стонет Роуэн, вторя моим мыслям.

Дело в том, что Листер и его манера сначала делать, а потом думать, – единственная причина, почему я в шестнадцать лет открыто заявил о своей трансгендерности. Листер выложил в твиттер фотографию наших чемоданов, сопроводив ее жизнерадостной подписью «СОБИРАЕМСЯ В ТУРНЕ #КовчегЕвроТур». Мой чемодан был открыт, и блокатор гормонов, лежавший в одном из карманов, угодил точно в кадр. После этого мне ничего не оставалось, кроме как совершить каминг-аут.

Я оправился от этого довольно быстро, а вот Роуэн с Листером два месяца почти не разговаривал. Будь моя воля, я бы не торопился с признанием – в шестнадцать я еще точно не знал, хочу ли ставить весь мир в известность о том, кто я такой. Но из-за того, что все пошло не по плану, я не слишком расстроился. Да, кое-кого эта новость, мягко говоря, не обрадовала, но в большинстве своем наши фанаты проявили удивительную чуткость. К тому же это привлекло новых слушателей, которых интересовал прежде всего я. Что тоже, согласитесь, неплохо.

Из обычной подростковой группы, которая играет бодрую музыку, мы вдруг стали чем-то бо́льшим.

– Не думаю, что он настолько тупой, – продолжает Роуэн.

– Обо мне говорите? – Листер перегибается через стенку купе: на носу темные очки, капюшон надвинут так, что лица почти не видно.

Стоит ему открыть рот, и в воздухе отчетливо разносится запах алкоголя.

Роуэн брезгливо морщится, потом показывает Листеру айпад.

– Потрудись объяснить.

Листер бросает взгляд на экран, но не торопится с ответом.

– Очень трогательно, – наконец говорит он. – И романтично. – Он смотрит на нас и прижимает руку к груди. – От всего сердца желаю вам счастья.

Роуэн тяжело вздыхает.

– Прекрати паясничать. Зачем ты это сделал?

– Сделал что?

– Послал им фотографию.

Листеру резко становится не до шуток.

– Я не посылал.

Роуэн в бессильном отчаянии вскидывает руки и отворачивается.

– Поверить не могу, теперь ты будешь полчаса стоять тут и отрицать очевидное.

– Что? – нервно хихикает Листер, но Роуэн только качает головой и скрывается в своем купе, которое расположено напротив моего.

Листер занимает место Роуэна и внимательно смотрит на меня. Он снял очки, и теперь я вижу темные круги у него под глазами. Вчера на вечеринке после церемонии он позволил себе лишнего, и утренние коктейли в самолете ему не слишком помогли.

– Парни, вы что, думаете, будто я сфотографировал вас в постели, а потом послал это на какой-то желтый сайт? – спрашивает он с неуверенной улыбкой.

Я молчу.

– Да ладно тебе, Джимми.

– А ты этого не делал?

– Нет. Клянусь. Могу принести кровавую клятву на твоей библии, если она у тебя с собой.

– Но кто, кроме тебя, мог это сделать? – Я загружаю фото на своем ноутбуке. – Смотри, это моя спальня. И фотографию сделали ночью.

– Может, на какой-нибудь вечеринке…

– Я бы не заснул, будь дома посторонние люди. Сам подумай.

Листер откидывается на стенку купе. Теперь вид у него слегка раздраженный.

– Поверить не могу, что вы во всем вините меня. Да, я звезд с неба не хватаю, но я не идиот.

– Раньше ты уже откалывал подобное. Вспомни случай с чемоданами в твиттере, – говорю я, чтобы пожалеть об этом уже через секунду. Листер отводит взгляд – мои слова его явно задели.

– Я… я же не нарочно… – запинаясь, отвечает он. – И мне до сих пор очень, очень жаль. Не думаю, что я когда-нибудь прощу себя за то…

– Ты клянешься, что не делал этого?

– Джимми, клянусь. Если бы я послал фото на новостной сайт, я бы это запомнил. – Листер качает головой. – Да и зачем мне это делать?

Ладно.

Кажется, я ему верю.

– Но тогда кто? – Я снова гляжу на фото. Кто-то зашел в мою спальню, встал над кроватью и сфотографировал нас. Листер наклоняется к экрану, потом выпрямляется и смотрит на меня дикими глазами.

– А что, если к нам кто-нибудь вломился?

– Что?

– Со знаменитостями такое сплошь и рядом случается. Сумасшедшие фанаты забираются к ним домой и… шпионят. Фотографируют. Крадут вещи. Я знаю кучу жутких историй о корейских поп-группах. К одним фанатка залезла в дом и спряталась в шкафу. Они проснулись среди ночи, а она стоит и смотрит…

– Листер! – резко обрывает его Роуэн, но уже слишком поздно. Мои ладони снова покрываются холодным потом. Одержимая Джоуэном фанатка рыщет по нашей квартире в поисках доказательств. И мы преподносим их ей на блюдечке, отрубившись во время запойного просмотра «Бруклина 9–9»