Я пришел к тебе с приветом… - [37]

Бездушные и праздные умы,

Что в нас добро и нежность не горели

И красоте не жертвовали мы?

Где ж это все? Еще душа пылает,

По-прежнему готова мир объять.

Напрасный жар! Никто не отвечает,

Воскреснут звуки – и замрут опять.

Лишь ты одна! Высокое волненье

Издалека мне голос твой принес.

В ланитах кровь, и в сердце вдохновенье. —

Прочь этот сон, – в нем слишком много слез!

Не жизни жаль с томительным дыханьем,

Что́ жизнь и смерть? А жаль того огня,

Что просиял над целым мирозданьем,

И в ночь идет, и плачет, уходя.

28 января 1879

Графу Л. Н. Толстому

Как ястребу, который просидел

На жердочке суконной зиму в клетке,

Питаяся настрелянною птицей,

Весной охотник голубя несет

С надломленным крылом – и, оглядев

Живую пищу, старый ловчий щурит

Зрачок прилежный, поджимает перья

И вдруг нежданно, быстро, как стрела,

Вонзается в трепещущую жертву,

Кривым и острым клювом ей взрезает

Мгновенно грудь и, весело раскинув

На воздух перья, с алчностью забытой

Рвет и глотает трепетное мясо, —

Так бросил мне кавказские ты песни,

В которых бьется и кипит та кровь,

Что мы зовем поэзией. – Спасибо,

Полакомил ты старого ловца!

Конец октября или начало ноября 1875

Ф. И. Тютчеву

Мой обожаемый поэт,

К тебе я с просьбой и с поклоном:

Пришли в письме мне твой портрет,

Что нарисован Аполлоном.

Давно мечты твоей полет

Меня увлек волшебной силой,

Давно в груди моей живет

Твое чело, твой облик милый.

Твоей камене – повторять

Прося стихи – я докучаю,

А все заветную тетрадь

Из жадных рук не выпускаю.

Поклонник вечной красоты,

Давно смиренный пред судьбою,

Я одного прошу – чтоб ты

Во всех был видах предо мною.

Вот почему спешу, поэт,

К тебе я с просьбой и поклоном:

Пришли в письме мне твой портрет,

Что нарисован Аполлоном.

1862

Поэмы

Талисман

1

Октавами и повесть, признаюсь!

И, полноте, ну что я за писатель?

У нас беда – и, право, я боюсь,

Так, ни за что, услышишь: подражатель!

А по размеру, я на вас сошлюсь,

И вы нередко судите, читатель.

Но что же делать? Видно, так и быть:

Бояться волка – в лес нельзя ходить.

2

Вы знаете, деревню я люблю

И зимний быт. Плохой я горожанин.

Я этой жизни душной не терплю,

И повестью напомню образ Танин,

Сугробами деревню завалю,

Как некогда январский «Москвитянин»…

Но, – виноват, я знаю, вам милей

Тверской бульвар неведомых полей!

3

Вас не займет отлогий косогор,

И ветхий храм с безмолвной колокольней,

И синий лес по скату белых гор;

Не станете вы внутренно довольней

Рассматривать старинный барский двор

И в тех местах молиться богомольней;

Но, верно, есть в них скрытая печаль:

Иначе что ж, – зачем же мне их жаль?

4

Там у меня ни близких, ни родни,

Но, знать, душе напомнили те горы

Места иные, где в былые дни

Звучали в замках рыцарские шпоры,

Блистали в окнах яркие огни

И дамские роскошные уборы

И где теперь – давно ли был я там? —

Ни зал, ни шпор, ни благородных дам.

5

Да, все пройдет своею чередой!

Давно ли он, романтиков образчик,

Про степь и глушь беседовал со мной?

Он был и славный малый, и рассказчик;

Но вот вся жизнь его покрыта мглой,

Он сам давно улегся в долгий ящик.

Но помню я в его рассказах ночь:

Я вам рассказ тот передам точь-в-точь.

6

– Шестнадцать лет, я помню, было мне.

Близ той деревни жил и я когда-то.

Не думайте, что я герой вполне,

Что жизнь моя страданьями богата.

Пришла пора – и вздумалось родне

Почти ребенка превратить в солдата.

Казалось, вдаль стремился я душой,

Но я любил, то был обман пустой.

7

Кто юных лет волнения не знал

И первой страсти, пылкой, но послушной,

Во дни надежд о счастьи не мечтал

С веселием улыбки простодушной,

И кто к ногам судьбы не повергал

Кровавых жертв любви великодушной?

И все пройдет, – нельзя же век любить;

Но есть и то, чего нельзя забыть.

8

Пора, пора из теплого гнезда

На зов судьбы далекой подниматься!

Смеркался день, вечерняя звезда

Вдали зажглась; я начал одеваться.

До их села недальняя езда;

Перед отъездом должно распрощаться.

Готова тройка, порский снег взвился,

И колокольчик жалко залился.

9

«Пошел, пошел! всего верст двадцать пять;

Да льдом поедем, там езда ровнее.

Смотри, чтоб нам в село не опоздать,

Хотя домой приедем и позднее.

Ты коренной-то не давай скакать».

Я нашей тройки не видал дружнее

(И вам, я чай, случалось ездить льдом);

Да вот и церковь, вот господский дом!

10

Не стану я описывать фасад

Старинного их дома. Из гостиной

В стекло балкона виден голый сад

С беседкою и сонною куртиной.

Признаться вам, ребяческий мой взгляд

Тогда иною занят был картиной,

И маменьке, хозяйке дома, чуть

Я не забыл примолвить что-нибудь.

11

Зато она рассыпала слова…

(За хлеб и соль ее хвалили миром)

Радушная соседка и вдова,

Как водится, была за бригадиром;

Ее сынок любимый (голова!)

Жил в отпуску усатым кирасиром.

Где он теперь, не знаю, право, я;

Но что за дочки! – Чудная семья!

12

Их было две. Нам должно их назвать:

Пожалуй, мы хоть старшую Варварой,

Меньшую Александрой станем звать.

Они прекрасны были. Чудной парой,

Для всех заметно, любовалась мать;

Хоть иногда своей красою старой

Блистать хотела, что́ греха таить!

Но женщине как это не простить?

13

Мы младшую оставим: что нам в ней?

Она блондинка стройная, положим,

Но этот взгляд и смысл ее речей —

Все говорит, что и лицом пригожим

И талией она горда своей,

Что весело ей нравиться прихожим.