Я пришел к тебе с приветом… - [35]

Как не вздохнет нигде волна,

Как тишиною грудь полна!

Полночный свет, ты тот же день:

Белей лишь блеск, чернее тень,

Лишь тоньше запах сочных трав,

Лишь ум светлей, мирнее нрав,

Да вместо страсти хочет грудь

Вот этим воздухом вздохнуть.

1857

«Лесом мы шли по тропинке единственной…»

Лесом мы шли по тропинке единственной

        В поздний и сумрачный час.

Я посмотрел: запад с дрожью таинственной

                          Гас.

Что-то хотелось сказать на прощание, —

        Сердца не понял никто;

Что же сказать про его обмирание?

                          Что?

Думы ли реют тревожно-несвязные,

        Плачет ли сердце в груди, —

Скоро повысыплют звезды алмазные,

                          Жди!

<1858>

Нельзя

Заря. Сияет край востока,

Прорвался луч – и все горит,

И все, что видимо для ока,

Земного путника манит.

Но голубого неба своды

Покрыли бледностью лучи,

И звезд живые хороводы

К нам только выступят в ночи.

В движеньи, в блеске жизни дольной

Не сходит свыше благодать:

Нельзя в смятенности невольной

Красы небесной созерцать.

Нельзя с безбрежностью творенья

В чаду отыскивать родства,

И ночь и мрак уединенья —

Единый путь до божества.

<1858>

Превращения

Давно, в поре ребяческой твоей,

Ты червячком мне пестреньким казалась

И ласково, из-за одних сластей,

Вокруг родной ты ветки увивалась.

И вот теперь ты, куколка моя,

Живой души движения скрываешь

И, красоту застенчиво тая,

Взглянуть на свет украдкой замышляешь.

Постой, постой, порвется пелена,

На божий свет с улыбкою проглянешь,

И, весела и днем упоена,

Ты яркою нам бабочкой предстанешь.

<1859>

«Твоя старушка мать могла…»

Твоя старушка мать могла

Быть нашим вечером довольна:

Давно она уж не была

Так зло-умно-многоглагольна.

Когда же взор ее сверкал,

Скользя по нас среди рассказа,

Он с каждой стороны встречал

Два к ней лишь обращенных глаза.

Ковра большого по углам

Сидели мы друг к другу боком,

Внемля насмешливым речам, —

А речи те лились потоком.

Восторгом полные живым,

Мы непритворно улыбались

И над чепцом ее большим

Глазами в зеркале встречались.

<1859>

«Как ярко полная луна…»

Как ярко полная луна

Посеребрила эту крышу!

Мы здесь под тенью полотна,

Твое дыхание я слышу.

У неостывшего гнезда

Ночная песнь гремит и тает.

О, погляди, как та звезда

Горит, горит и потухает.

Понятен блеск ее лучей

И полночь с песнию своею,

Но что горит в груди моей —

Тебе сказать я не умею.

Вся эта ночь у ног твоих

Воскреснет в звуках песнопенья,

Но тайну счастья в этот миг

Я унесу без выраженья.

1859 (?)

«Влачась в бездействии ленивом…»

Влачась в бездействии ленивом

Навстречу осени своей,

Нам с каждым молодым порывом,

Что день, встречаться веселей.

Так в летний зной, когда в долины

Съезжают бережно снопы

И в зрелых жатвах круговины

Глубоко врезали серпы,

Прорвешь случайно повилику

Нетерпеливою ногой —

И вдруг откроешь землянику,

Красней и слаще, чем весной.

Конец 1850-х годов

«Ты прав: мы старимся. Зима недалека…»

Ты прав: мы старимся. Зима недалека,

       Нам кто-то праздновать мешает,

И кудри темные незримая рука

       И серебрит и обрывает.

В пути приутомясь, покорней мы других

       В лицо нам веющим невзгодам;

И не под силу нам безумцев молодых

       Задорным править хороводом.

Так что ж! ужели нам, покуда мы живем,

       Вздыхать, оборотясь к закату,

Как некогда, томясь любви живым огнем,

       Любви певали мы утрату?

Нет, мы не отжили! Мы властны день любой

       Чертою белою отметить

И музы сирые еще на зов ночной

       Нам поторопятся ответить.

К чему пытать судьбу? Быть может, коротка

       В руках у парки нитка наша!

Еще разымчива, душиста и сладка

       Нам Гебы пенистая чаша.

Зажжет, как прежде, нам во глубине сердец

       Ее огонь благие чувства, —

Так пей же из нее, любимый наш певец:

       В ней есть искусство для искусства.

1860 (?)

Тургеневу

Из мачт и паруса – как честно он служил

Искусному пловцу под вёдром и грозою! —

Ты хижину себе воздушную сложил

      Под очарованной скалою.

Тебя пригрел чужой денницы яркий луч —

И в откликах твоих мы слышим примиренье;

Где телом страждущий пьет животворный ключ,

      Душе сыскал ты возрожденье.

Поэт! и я обрел, чего давно алкал,

      Скрываясь от толпы бесчинной;

Среди родных полей и тень я отыскал,

      И уголок земли пустынной.

Привольно, широко, куда ни кинешь взор.

Здесь насажу я сад, здесь, здесь поставлю хату! —

И, пле́ктрон отложа, я взялся за топор

      И за блестящую лопату.

Свершилось. Дом укрыл меня от непогод,

      Луна и солнце в окна блещет,

И, зеленью шумя, деревьев хоровод

      Ликует жизнью и трепещет.

Ни резкий крик глупцов, ни подлый их разгул

Сюда не досягнут. Я слышу лишь из саду

Лихого табуна сближающийся гул,

      Да крик козы, бегущей к стаду.

Здесь песни нежных муз душе моей слышней,

      Их жадно слушает пустыня,

И верь! – хоть изредка из сумрака аллей

      Ко мне придет моя богиня.

Вот здесь, не ведая ни бурь, ни грозных туч

      Душой, привычною к утратам,

Желал бы умереть, как утром лунный луч,

      Или как солнечный – с закатом.

1864

«Это утро, радость эта…»

Это утро, радость эта,

Эта мощь и дня и света,

               Этот синий свод,

Этот крик и вереницы,

Эти стаи, эти птицы,

               Этот говор вод,

Эти ивы и березы,

Эти капли – эти слезы,