Я отвернулась - [8]

— Элли?

Казалось, он разговаривает с бордовыми завитушками на ковре, а не со мной.

— Твоя мать хочет тебя видеть.

Я кинулась надевать пальто, не попадая в рукава.

— Ей лучше? — спросила я.

Мисс Гринуэй кашлянула.

— Что он говорит? — рявкнула старуха. — Еще не умерла?

— Умерла? — повторила я. Это слово казалось противным на вкус. — Я не понимаю.

— Мама хочет с тобой попрощаться, — глухо сказал отец, как будто у него ком стоял в горле (я знала — это выражение означает, что там что-то застряло). Его рука в кожаной перчатке крепко сжимала мою, когда мы шли по дорожке к нашему дому.

Во всем этом не было никакого смысла.

— А куда она собралась? Она что, уезжает? А почему мы не можем с ней? А про кого спрашивала мать мисс Гринуэй?

Он лишь крепче сжимал мою руку. Было больно, но я не любила жаловаться.

В нашем доме горели все огни. Как будто намечалась вечеринка, на которую никто не пришел, за исключением незнакомой женщины. Она была одета в униформу медсестры, точно такую же, что лежала в моем кукольном комоде.

— Ваша жена спрашивала, где она. — Женщина схватила меня за руку и потащила вверх по лестнице. — Быстрей, пока не слишком поздно.

Медсестра втолкнула меня в родительскую спальню. Вся обстановка была прежней. Туалетный столик под окном, за которым рос раскидистый ясень. Высокий деревянный шкаф, рисунок древесины на нем напоминал морды (одна похожая на льва). Мамины пушистые розовые тапочки возле кровати. Но пожелтевшее лицо, глядящее в потолок, не принадлежало маме, было чужим. Как и худая грудь, из которой доносился странный звук, когда она поднималась и опускалась. Чьи черные глаза смотрят на меня? Чья тонкая рука потянулась ко мне, прежде чем упасть на простыню?

— Подойди, — прошептала она. — Приляг рядом со мной.

Когда я была маленькой, обожала залезать в постель к родителям воскресным утром. Мы втроем играли в слова и рассказывали истории. Но потом отец сказал, что я уже слишком большая, и это прекратилось.

Какое-то время мне этого не хватало. Но теперь я пришла в ужас от мысли, что надо лечь на кровать рядом с желтым телом, которое притворяется моей мамой.

— Что вы сделали с мамочкой? — захныкала я.

— Все в порядке, Элли, — прошептал отец. — Твоя мама выглядит по-другому, но внутри она та же самая. Приляг рядом, как она просит. Она хочет просто обнять тебя.

Я заставила себя повиноваться. Простыни оказались влажными. Мама стала поглаживать меня по руке. Ее пальцы были твердыми и костлявыми.

— Поцелуй меня, Элли! — пробормотала она.

Отец, сидевший на краю кровати, кивнул мне. Я прижалась к желтому телу и ткнулась губами в ее правую щеку. Она была очень холодной.

— Еще! — прошептала она.

Нет! Отбросив простыни, я кинулась прочь. Она испустила стон, как будто я сделала ей больно.

— Вернись! — закричал отец мне вслед.

Я сбежала по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, пронеслась мимо медсестры, выскочила в сад к кривой яблоне с потрескавшейся корой, под которой любила читать, и забралась на нее. Меня так трясло, что ветка, где я сидела, дрожала вместе со мной. Я никак не могла отдышаться.

— Элли?

Отец вышел из задней двери. Он подошел к моему дереву, остановился под ним и протянул ко мне руки. Я думала, что он сердится. Но его лицо теперь выглядело гладким под лунным светом, как будто наконец разгладились линии на гофрированном картоне.

— Можешь спускаться. Все кончено.

Он стоит надо мной с ремнем.

— Ты плохая девочка. Скажи, кто ты?

— Я плохая девочка, — повторяю я.

— Точно такая же, как твоя мать.

Я плотно сжимаю губы.

— Давай! — кричит отец. — Скажи это!

Но я молчу.

Удар ремня ощущается как ожог.

Глава 2 Джо

Бристоль

— Ты меня слышишь?

Вздрогнув, я просыпаюсь. Секунду или две стряхиваю остатки сна. Он бросается на меня со зверским лицом… Руки на моем горле… Ногти впиваются в кожу…

«Это мне снится, это не по-настоящему», — говорю я себе. Парень, который смотрит на меня сейчас сверху вниз, — не человек из моих кошмаров. Хотя тоже выглядит не слишком дружелюбно.

— Я сказал — тебе пора выходить. Мы приехали.

Я протираю глаза — смущенная, не выспавшаяся и потрясенная такой побудкой. Где я вообще? На секунду мне кажется, что этот человек — полицейский, но затем я понимаю, что на нем форма автобусной компании. И все равно мне страшно. Не знаю почему.

— Ладно, ладно. — Я заставляю себя подняться и шагаю в проход между креслами. Я все еще не могу перестать дрожать.

Снаружи я вижу вывеску: «Добро пожаловать! Автостанция города Бристоль». Я с облегчением вздыхаю. Я никогда не была в этом городе, но знаю, что он крупнее предыдущего. Здесь больше людей, подходящих мест для ночлега и уголков, где можно спрятаться. Полицейских здесь тоже полно, но их не волнуют люди вроде меня, если мы не создаем проблем. У них и без того хватает забот. Так что, если повезет, я смогу остаться незамеченной.

Я пробираюсь к выходу, подхватив свою стопку «Большой проблемы». Водитель автобуса зажимает нос ладонью. Что ж. Я знаю, что воняю. Попробовал бы он побыть бездомным. Он, вероятно, из тех, кто думает, что нам нравится так жить. Хотя надо заметить, что доля правды в этом есть.