Я оставлю свет включенным - [67]

– Ну, знаешь ли, это не моя печаль и забота, – отмахнулся Марк. – Я здесь, чтобы бороться с преступниками, а не спасать их родственников.

– Но это неправильно! – Глафира почувствовала приступ ярости. Как он может так спокойно манипулировать человеческими жизнями?

– Неправильно красть такие суммы, – жестко отрезал Марк.

– Марк, я тебя прошу, – фыркнула Глафира, – в этом мире столько людей, которые крадут в разы больше и при этом почему-то считаются уважаемыми людьми.

– Глафира, мы сейчас говорим о конкретном человеке. Мамонтов должен сидеть в тюрьме, и точка. И я намерен узнать, кто сливал ему инсайдерскую информацию и каким образом. Он обязательно мне расскажет. И тогда это будет бомба похуже водородной, содрогнется вся мировая экономика! – Марк радостно улыбнулся, предвкушая свой триумф на первых полосах газет.

А Глафира смотрела на него и недоумевала: как она могла любить этого человека столько времени?

* * *

Из дома она решила выйти только под вечер. После тяжелого разговора с Марком и осознания, что они смотрят на одни и те же серьезные вещи с абсолютно разных точек зрения, Глафира задыхалась. Работа в саду всегда успокаивала, к тому же она давно собиралась прополоть сорняки возле плетущихся роз.

Надев резиновые рукавицы, она сложила в корзинку садовый инструмент, открыла входную дверь и застыла на пороге. У нее были гости. Они тихонько перешептывались между собой, стараясь не нарушить тишину и не потревожить хозяйку. Но нет-нет, а шепот иногда сменялся репликами на повышенных тонах.

Клавдия настаивала на том, чтобы постучать, а Анна Ивановна сдерживала ее, утверждая, что хозяйка должна выйти сама. Как только Глафира появилась на крыльце, они все замолчали как по команде и повернулись к ней. Григорий Антонович маячил за спиной Клавдии и мял лист бумаги – наверняка написал очередную поэму и впустил посетителей в сад. Глафира посмотрела на солнце, заходившее за горизонт, – было слишком поздно для чаепития.

– Я сегодня ничего не устраиваю, – пробормотала она.

– Ташенька, да уж мы не чай пить пришли! – воскликнула Клавдия, подходя к хозяйке дома и ласково беря ее за руку, немного неловко, не привыкла она к проявлениям нежности. – Мы все знаем про деток. Да как им в голову только такое пришло? Нашли у кого забирать! Как алкашня какая-то подзаборная, так не дозовешься, а тут прям прибежали…

– Давайте не будем заниматься обсуждением опеки, а подумаем, как мы можем помочь! – перебила ее Анна, беря ситуацию в свои руки.

Похоже, сейчас она была единственной, кто мог трезво мыслить. Сегодня утром она снова пошла к речке, но вместо того чтобы обдумать, как лучше совершить самоубийство, просто прогулялась вдоль берега, решив, что, в сущности, место здесь приятное и, пока не захолодало, можно и задержаться. Дождаться, пока выйдет Генрих из больницы, и поблагодарить его за его поддержку и заботу в ее первые дни.

В больницу она уже позвонила, ей сообщили, что состояние стабильно тяжелое, посетителей к нему не пускают. Оставалось только ждать. А теперь вот эти новости про Ташу и детей. Анне Ивановне это показалось вопиюще несправедливым и почему-то захотелось помочь приятной женщине.

– Да как тут поможешь! – развела руками Таша-Глафира. – Они хотят, чтобы я весь уклад жизни поменяла. Холодильник купила, водопровод провела…

– Ничего подобного! – раздался высокий голос, и в саду появилась Татьяна Николаевна. Выглядела она не так, как обычно. На сухих, почти пергаментных щеках играл яркий румянец, глаза блестели, и даже волосы, казалось, начали завиваться. Татьяна производила впечатление счастливого человека, и это почему-то разозлило Анну Ивановну.

– Ваша работа? – поинтересовалась она у директрисы.

– Неравнодушных граждан! – тоном победительницы возразила та. – У детей должна быть нормальная семья.

– А чем наша семья ненормальна? – сдавленно спросила Глафира, сдерживая порыв вцепиться противной тетке в волосы.

– Начнем с того, что это… это… – Татьяна расплылась в улыбке и обвела взглядом всех присутствующих, чтобы убедиться, что все внимание приковано к ней. Это был самый возвышенный момент ее жизни после свадьбы, и она хотела насладиться триумфом сполна. – Начнем с того, что это не ваши дети!

– Совсем с ума сошла! – ахнула Клавдия и всплеснула руками. – Что ж ты такая злая, Татьяна, нет тебе покоя! Мужика тебе хорошего надо, а то совсем уже спятила.

– Я замужем, – огрызнулась Татьяна и уставилась на Глафиру. Та не отвела глаз. Лишь побледнела и стала еще красивее. Татьяна невольно задумалась о несправедливости бытия: она сама в горе выглядела ужасно, словно потрепанный кошкой воробей, лишившийся половины перьев. – Ну же, скажите им правду, а то они еще чуть-чуть – и в святые вас запишут!

– Татьяна, прекрати, – кашлянул Григорий Антонович. – Это уже слишком.

Анна Ивановна внимательно наблюдала за Глафирой. Та еще несколько мгновений пристально смотрела на свою недоброжелательницу, а затем отвела глаза в сторону.

– Скажите им, скажите! – Татьяна даже потрясла рукой в воздухе, призывая Глафиру к ответу.

– Что им сказать? Что вы сошли с ума? – Глафира призвала на помощь всю свою силу духа и мизерный актерский талант. События развивались с такой скоростью, что она не успевала оправиться. Один, вторая… Скоро все начнут показывать в нее пальцем и называть убийцей и обманщицей. Но пока этого не произошло, она будет стоять на своем.